Александр Фианит,
член Рабочей партии России
г. Минск
Ленин в работе «Государство и революция» писал: «Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата». Сегодня марксист лишь тот, кто доводит диктатуру пролетариата до Советов, как в свое время это сделал Ленин. Про Советы, как форму диктатуры пролетариата, нужно прочитать в работе А. С. Казеннова и М. В. Попова «Советы как форма власти».
Мало еще людей в левом движении опираются на науку в своих убеждениях. А за лаконичными определениями стоят два столетия напряженной теоретической борьбы, которая была лишь отражением действительной классовой борьбы рабочего класса. Марксизм не устарел, не потерял актуальности, не превратился в догму, как пугают разные буржуазные идеологи, наоборот, марксизм крепнет и развивается, как молодой росток, вокруг которого много сорняков. Непредвзятому читателю сложно отличить где есть научный коммунизм, а где утопические пожелания или новомодные мудрствования. Чтобы разобраться с теорией необходимо много учиться, всё проверять и не полагаться на авторитеты (не верить на слово). К сожалению, среди интересующиеся теорией, вместо здравого скепсиса по отношению к своим знаниям, распространено критиканство ради критиканства. К. Маркс в работе «СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО, или критика критической критики» это явление описывал так:
«И несмотря на все её нападки на догматизм , она сама себя осуждает на догматизм, мало того — на догматизм женский. Она является и остаётся старой бабой; она — увядшая и вдовствующая гегелевская философия, которая подрумянивает и наряжает своё высохшее до отвратительнейшей абстракции тело и с вожделением высматривает все уголки Германии в поисках жениха.»
Для кого-то эта цитата может быть еще одним оправданием, чтобы не изучать «Науку логики» Гегеля. Но кто-то, как и Маркс, доведет теорию классов до диктатуры пролетариата, а гегелевскую диалектику до диалектического материализма. Ничего не растеряв и не упустив из вида, марксизм у Ленина развивается до марксизма-ленинизма, где главным в учении ленинизма становится не просто признание диктатуры пролетариата, а признание Советов как формы диктатуры пролетариата. В подобном выведении заключен стержень любой науки. Новое научное знание заключает и синтезирует в себе предыдущее, из него выходит. Только четко указав границы своего познания можно преодолеть свою ограниченность. Но пределы нам указывают классики, которые в своё время также развивали теорию предшественников. Без понимания этого движения мы не сможет овладеть системой знаний, системой определений. Голые определения логически не связанные с другими оттого зачастую и оказываются бесполезными абстракциями, что вырваны и изолированы, вначале от других определений из которых они вышли, а потом выпадают из соответствия с обозначаемыми ими предметами и явлениями окружающего мира. Вульгарный материализм не нацеленный на преобразование мира лишь соотносит вырванные определения с рассматриваемым предметом, умный идеалист занимается выведением и синтезом одних определений из других без удержания тождества с материальным миром, а марксист в отличие от обоих, как диалектический материалист, нацелен преобразовать чувственно воспринимаемую материю в соответствии с накопленной системой знаний, т.е. преобразует действительность в соответствие с научной системой знаний, которая сформировалась на данном этапе развития. На самом деле, данная практика распространена повсеместно. Отличие марксиста от любого ученого в том, что изменения мира в соответствие с научными понятиями возведено у него в сознательный практический принцип, а также объектом выступает общество, а не какие-то материальные предметы или отдельные люди. Инженер-рабочий, тракторист-агроном, лечащий врач могут не разделять взгляды диалектического материалиста, но по роду своей деятельности они будут объективно таковыми являться, т.к. занимаются преобразованием энергии, возделыванием земли, лечением человека. Они изменяют форму каких-то предметов, изменяют состав веществ, передвигают объекты в пространстве и т.д. в соответствии с той взаимосвязью понятий и категорий, которую они присвоили в процессе обучения или самостоятельно выработали на основе каких-то первоначальных знаний. Мало быть диалектическим материалистом для революционной деятельности, такие люди зачастую остаются материалистами на словах, но идеалистами на деле. Их диалектика обычно ограничивается рассмотрением природы, иногда взаимодействием с абстрактным обществом, но само общество остается у них диалектически неисследованным, поэтому они падки на самые вульгарные и реакционные социальные идеи. Закономерно и неизбежно диалектический материализм в применении ко всей человеческой истории (как результат) конкретизируется в исторический материализм. Нелепо сегодня выглядят те историки, которые претендуют на исторический материализм в своих рассказах, но тем не менее позволяют себе хулить диалектику — вся их историческая «наука» есть собрание русских былин с ветхозаветными родословными вперемешку переложенные на новые события. Главный тезис исторического материализма: история человечества — это история производства, вокруг чего всё вертится: от движения масс до выдающихся личностей. Производство включает в себя не только производство материальных благ, но и духовных, а также как биологическое воспроизводство людей, так их всестороннее развитие. В свое время у французских мыслителей-гуманистов возникло неудовольствие существующими в 18-19 веке общественными порядками, которые не позволяли всем людям потреблять достаточно благ и развиваться, поэтому они нарисовали идеальное общество — так возник утопический социализм, который не понимал действительные отношения в обществе. Тем временем немецкая философия уже вполне сформировалась в диалектический материализм через Гегеля и Фейербаха и выразился в К. Марксе, который хоть и разделял идею равенства французских социалистов их классовую борьбу против господствующего класса, но видел порочность идеалистического подхода в противостоянии бедных против богатых. Нужна была революционная сила в обществе, которая была бы способной и заинтересованной в радикальных изменениях. Эта сила нашлась в Англии, тогда самой развитой стране, где капиталистический способ производства достиг небывалых успехов, отбросил прежние феодальные отношения и явил противоречие между трудом и капиталом. В этом противостоянии рабочий класс показал себя как революционный класс способный осуществить не только кардинальные изменения в обществе, но полностью уничтожить классы и эксплуатацию человека человеком. А английская политэкономия стала зачатком истинной науки описывающей структуру и функционирование капиталистического строя, который установился на данном историческом этапе, — об этом поведал Энгельс в своих ранних работах, — немецкий философ К. Маркс понял, что именно этих знаний не хватало французскому утопическому социализму. Так начался научный коммунизм — марксизм, и плодотворное сотрудничество Маркса и Энгельса, двух величайших умов: любовь и утешение человеческого рода. Весь путь, который проделала марксистская наука, был подчинен единой цели — революционному завоеванию рабочим классом господства в обществе, установлению диктатуры пролетариата (вместо диктатуры буржуазии, третьего не дано), и, через ниспровержение прежних порядков и навязывания коммунистического способа производства, уничтожение классового общества. Необходимо было решить ряд теоретических задач и прежде всего докопаться до действительного положения дел, четко описать общественные отношения, отточить методы познания, и накопить систему знаний. Так появился список блестящих произведений: «Манифест Коммунистической партии«, «Критика Готской программы«, «Наемный труд и капитал», «Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведённый господином Евгением Дюрингом» «Капитал«, «Гражданская война во Франции«, «Происхождение семьи, частной собственности и государства. В связи с исследованиями Льюиса Г. Моргана» и другие работы. Рабочий класс, как революционный класс, наиболее заинтересован в объективном и всестороннем описании природы и общества. Поэтому в тех работах, где Маркс с Энгельсом не выделяли значение борьбы рабочего класса, а его подразумевали, как естественное следствие развития дальнейшей истории, например, в теории прибавочной стоимости — это дало лазейку ревизионистам извратить марксизм. Многие до сих пор не понимают, почему Ленин ругал Каутского и других ренегатов, которые «искренне» считали себя марксистами и пропагандировали это учение, но отторгали революционную сущность рабочего класса. А ведь в «Критике Готской программы» Маркс ясно указал, что:
Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата.
(Не понятно откуда взято, что Маркс в этой цитате подразумевал диктатуру пролетариата лишь на политический переходный период к социализму, когда это добавление и уточнение к периоду между капитализмом и уже сформировавшимся коммунистическим обществом, по крайне мере, это высказывание никак не исключает диктатуру пролетариата в социализме, когда коммунизм вполне не развился. А четко сказано, что становление коммунизма будет происходить только через политическое господство пролетариата. От непонимания диалектических законов возникают разночтения.) Ревизия и догматизм особенно проявились в позднесоветское время, поэтому на этом вопросе еще остановимся. Марксизм сформировался не просто в революционное учение, а это стало настоящей наукой о революции. Многие явления и события были предвосхищены, как недостающие элементы периодической системы Менделеева со временем были найдены. Например, можно перечитать «Манифест Коммунистической партии» (1848) и заметить, что перечисленные там меры были вполне реализованы во всех развитых капиталистических странах, не говоря о социалистических странах.
Это может, конечно, произойти сначала лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения, т. е. при помощи мероприятий, которые экономически кажутся недостаточными и несостоятельными, но которые в ходе движения перерастают самих себя и неизбежны как средство для переворота во всем способе производства. Эти мероприятия будут, конечно, различны в различных странах. Однако в наиболее передовых странах могут быть почти повсеместно применены следующие меры:
1. Экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов.
2. Высокий прогрессивный налог.
3. Отмена права наследования.
4. Конфискация имущества всех эмигрантов и мятежников.
5. Централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией.
6. Централизация всего транспорта в руках государства.
7. Увеличение числа государственных фабрик, орудий производства, расчистка под пашню и улучшение земель по общему плану.
8. Одинаковая обязательность труда для всех, учреждение промышленных армий, в особенности для земледелия.
9. Соединение земледелия с промышленностью, содействие постепенному устранению различия между городом и деревней.
10. Общественное и бесплатное воспитание всех детей. Устранение фабричного труда детей в современной его форме. Соединение воспитания с материальным производством и т. д.
Да и сама пролетарская революция произошла. Впервые во Франции в 1871 году, а потом в России в октябре 1917 года. Но было бы ошибочно думать, что марксизм занимается каким-то предсказанием или угадыванием событий. Марксизм — это борьба рабочего класса в развитии. Борьба рабочего класса постоянно вносит в теорию какие-то уточнения, дополнения и задачи. Никакого догматизма у марксистов нет, а вот буржуазные элементы постоянно пытаются внести изменения, чтобы извратить учение, но все их предложения не выдерживают критики, т.к. не имеют связи с рабочим классом и ему противостоят, а их эклектические писульки сбивают с толка не предвзятых людей, обычно таких же буржуазных читателей и слушателей. То же реформистское течение в марксизме обманывает не рабочий класс, а это самообман буржуазии по отношению к пролетарскому учению. Сорняки никак не меняют природу плодоносящего растения, а лишь заглушают его рост. Реформизм, когда он не мимикрирует под рабочее движение, а открыто заявляет свою буржуазную принадлежность и решительным образом настроен на преобразования, может быть прогрессивным явлением в определенных условиях. Поэтому Ленин в работе «Две тактики социал-демократии в демократической революции» писал:
Поэтому буржуазная революция в высшей степени выгодна пролетариату. Буржуазная революция безусловно необходима в интересах пролетариата. Чем полнее и решительнее, чем последовательнее будет буржуазная революция, тем обеспеченнее будет борьба пролетариата с буржуазией за социализм. Только людям, не знающим азбуки научного социализма, этот вывод может казаться новым или странным, парадоксальным. А из этого вывода, между прочим, следует и то положение, что в известном смысле буржуазная революция более выгодна пролетариату, чем буржуазии. Именно вот в каком смысле несомненно это положение: буржуазии выгодно опираться на некоторые остатки старины против пролетариата, например, на монархию, на постоянную армию и т. п. Буржуазии выгодно, чтобы буржуазная революция не смела слишком решительно все остатки старины, а оставила некоторые из них, т. е. чтобы эта революция была не вполне последовательна, не дошла до конца, не была решительна и беспощадна.
В настоящий момент, в эпоху буржуазной реакции, нет ни одной буржуазной партии в Беларуси (как и в России), которая бы заявляла необходимость введения прогрессивного налога, какой сегодня существует в развитых странах. Наоборот, буржуазное белорусское правительство вводит дополнительные налоги для безработных (декрет №3), принуждая незащищенный слой пролетариата принимать самые невыгодные условия при трудоустройстве и тем самым занижая стоимость рабочей силы. Отмена права наследования — это не пролетарское требование, а это необходимость для самой буржуазии, но ее представители не знают, что право наследования — это враг частной собственности, и это было известно домарксовским экономистам. Но непоследовательная, а иногда просто невежественная, буржуазия в страхе ужаса перед общественным прогрессом, перед своей исторической миссией — развитием производительный сил, вместо этого лишь наращивает организованное насилие. В этом одна из причин, по которой буржуазным элементам приходится вливаться в рабочее движение, как в силу способную довести буржуазные цели до своего логического завершения, только у пролетариата, наиболее заинтересованного в истине, есть научное описание капиталистического общества — марксистская политэкономия (отдельный вопрос, насколько слабо сегодня эти знания распространены среди рабочих). Буржуазия подменяет основные положения теории второстепенными не только в силу злого умысла, но и по объективным причинам, видит только то, что входит в круг ее понятий. Бесполезно таким буржуазным «марксистам» доказывать, что главное — диктатура пролетариата, для ее интересов это нонсенс. Буржуазия не знает как разделаться с паразитизмом, который сама порождает и который тормозит её предпринимательскую деятельность. Она мечется между конкуренцией и монополией, как своим результатом. Она периодически не выдержав конкуренции пополняет ряды пролетариата и мечтает вернуться в класс капиталистов. В этой борьбе с самим собой в дозировании марксизма буржуазия видит лекарство против симптомов своих болячек. Революционное понятие «диктатура пролетариата» сегодня не просто выхолощено, оно вычеркнуто у всех левых партий на европейском континенте, активно участвующих в политической борьбе. По сути они являются буржуазными или в лучшем случае мелкобуржуазными партиями, которые в эпоху загнивания капиталистического строя являются выразителями наиболее «здоровой» части буржуазии, национально-ориентированной и хотя бы на словах поддерживающей развитие промышленности. Но, как правило, в таких организациях нет симпатий к рабочему классу, им нужна лишь протестная сила, с которой они могли бы выторговать для себя какие-то преференции. В период трех русских революций что-то подобное наблюдалось в левом движении Царской России, как и в остальной Европе. С одной стороны, буржуазия вяло сражалась с прежними порядками и боялась любой настоящей революции, а с другой феодальные пережитки на последним издыхании пытались если не соединиться с пролетариатом для борьбы с прогрессом, то поубавить интерес рабочего класса в демократических преобразованиях. Ответом русских рабочих стал ленинизм! Во-первых, необходимо было сохранить целостность марксизма, через утверждение диктатуры пролетариата, как главного в учении марксизма, соединяющего в себе немецкую философию, французский социализм и английскую политэкономию. Во-вторых, покончить с догматизмом в марксизме, т.е. с восприятием научного коммунизма как мертвой теорией, дескать, не годящейся для революционной борьбы. Здесь стоит сказать о том, что такое догматизм. Догматизм — это отсутствие практики, оторванность от жизни и невозможность реализации. Сегодня догматизм почему-то воспринимают лишь как закостенелость, отсутствие изменений. Негативное отношение к догматизму (некритическому способу мышления) возникло в периоды борьбы с религией, когда какие-то идеалистические воззрения подвергались сомнению, в том что они хоть как-то отражают действительный мир. Обычно возникал реформизм, когда догматы пытались улучшить какими-то иными догматами, вопрос не ставился ребром: является ли любая религия истинным отражением и постижением мира? В подобной борьбе с религиозным догматизмом участвовали новые священники, такие как реформатор Лютер. Но атеизм не боролся с отдельными догмами, с религиозной закостенелостью, а отбрасывал всякую мистику как ложь. Если воспринимать марксизм (что есть материализм) не как науку, а как религиозное учение, то можно бороться с «марксистскими догматами». К такой мысли и пытаются подвести борцы с догматизмом в марксизме, что он, по их мнению, это ложное учение, поэтому сама такая постановка вопроса хуже извращений, которые они пытаются внедрить. Ведь в науке нет сомнения, что дважды два равно четыре — а ведь тоже «догмат». Но ничего борцы с догмами в марксизме не могут изменить, как религиозные попы ничего не поменяют в науке, а лишь подменяют в незрелых головах научные данные религиозными фантазиями. Поэтому в любое время, на любой стадии капитализма, любая успешная борьба рабочего класса с буржуазией будет приводить к диктатуре пролетариата. Дважды два равно четыре. Никто не привел никаких опровержений, что всякая классовая борьба в итоге приводит к диктатуре пролетариата, поэтому менять в марксизме нечего. Задача ленинизма в борьбе с догматизмом, как раз и заключалась в том, чтобы на практике эмпирически доказать верность в целом марксистской теории, так и отдельных гипотез. Например, в революцию пролетариат достигает успеха, если рабочий класс вооружен для защиты против реакции. Ленинизм отбросил всякие сомнения, и доказал, что марксизм является строгой наукой, а не набором догм. Поэтому борьба с догматизмом в марксизме — это борьба против бездействия, против тех, кто марксист лишь на словах, но не на деле. Применение на практике теории — вот как ленинизм победил догматизм в марксизме! Ленин в работе «Детская болезнь левизны в коммунизме» поэтому и писал:
Наша теория не догма, а руководство к действию — говорили Маркс и Энгельс, и величайшей ошибкой, величайшим преступлением таких «патентованных» марксистов, как Карл Каутский, Отто Бауэр и т. п., является то, что они этого не поняли, не сумели применить в самые важные моменты революции пролетариата.
В третьих, марксизм, как и любая наука, требует развития. Мир познаваем, но вселенная бесконечна (не только дурной бесконечностью, но и абсолютной, как расширил это понимание Гегель, а Ленин выразил: «Электрон так же неисчерпаем, как и атом, природа бесконечна…«), поэтому познание бесконечно. Не может наука ограничится какими-то когда-то установленными аксиомами, теориями, утверждениями. Постоянно возникают новые вопросы, конкретизируются задачи, появляются новые факты. Марксизм развился в марксизм-ленинизм, и они стали одним, ленинизм не изменил сущность марксовой теории, а по аналогии (которая, как всякая аналогия не бывает вполне истинной) с таблицей Менделева, когда со времен ее создания долгое время оставались пустые клеточки, но позже были найдены предсказанные химические элементы. Например, работа Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма» была не только следствием развития капитализма, но и логичным продолжением марксисткой теории. В 1843 году, задолго до создания теории прибавочной стоимости, Ф. Энгельс в ранней работе «Наброски к критике политической экономии» писал:
Противоположностью конкуренции является монополия. Монополия была боевым кличем меркантилистов, конкуренция же — воинственным кличем либеральных экономистов. Нетрудно увидеть, что эта противоположность в свою очередь совершенно лишена содержания. Всякий конкурент должен желать для себя монополии, будь то рабочий, капиталист или землевладелец. Всякая небольшая группа конкурентов должна желать монополии для себя против всех других. Конкуренция покоится на интересе, а интерес снова создаёт монополию; короче говоря, конкуренция переходит в монополию. С другой стороны, монополия не может остановить поток конкуренции; больше того, она сама порождает конкуренцию, подобно тому как запрещение ввоза или высокие пошлины прямо порождают конкуренцию контрабанды. — Противоречие конкуренции совершенно то же, что и противоречие самой частной собственности. В интересах отдельного человека — владеть всем, в интересах же общества — чтобы каждый владел наравне с другими. Таким образом, общий и частный интересы диаметрально противоположны. Противоречие конкуренции состоит в том, что каждый должен желать для себя монополии, тогда как всё общество как таковое должно терять от монополии и потому должно её устранить. Больше того, конкуренция уже предполагает монополию, а именно монополию собственности, — здесь снова выступает на свет лицемерие либералов, — и до тех пор, пока существует монополия собственности, до тех пор и собственность на монополию имеет одинаковое с ней оправдание, ибо раз уж дана монополия — она есть собственность. Какая жалкая поэтому половинчатость нападать на мелкие монополии и сохранять основную монополию!
Как это современно и точно звучит, ни один буржуазный эксперт не раскроет лучше борьбу собственников между собой! Монополия рабочих, как собственников рабочей силы, — это профсоюзы на предприятиях, стачечные комитеты, советы. Суть пролетарской борьбы можно обозначить как монополизацию средств производств рабочей силой, которая производит все (!) стоимости. Сегодня же безраздельно господствует монополия капитала — самовозрастающей стоимости. Ленин, как главный автор ленинизма, выразитель борьбы русских рабочих, не только сделал уточнения, развил положения марксизма и великолепно описал последнюю стадия капитализма — империализм, но как участник и один из руководителей революционного движения, сделал важнейшее теоретическое открытие после Февральской буржуазной революции 1917 года в «Апрельских тезисах»:
- Признание факта, что в большинстве Советов рабочих депутатов наша партия в меньшинстве, и пока в слабом меньшинстве, перед блоком всех мелкобуржуазных оппортунистических, поддавшихся влиянию буржуазии и проводящих ее влияние на пролетариат, элементов от народных социалистов, социалистов-революционеров…
Разъяснение массам, что С. Р. Д. есть единственно возможная форма революционного правительства и что поэтому нашей задачей, пока это правительство поддается влиянию буржуазии, может явиться лишь терпеливое, систематическое, настойчивое, приспособляющееся особенно к практическим потребностям масс, разъяснение ошибок их тактики.
Пока мы в меньшинстве, мы ведем работу критики и выяснения ошибок, проповедуя в то же время необходимость перехода всей государственной власти к Советам рабочих депутатов, чтобы массы опытом избавились от своих ошибок.
- Не парламентарная республика, — возвращение к ней от С. Р. Д. было бы шагом назад, — а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху.
Переход всей государственной власти к Советам рабочих — сущность ленинизма. Именно это сделало ленинизм неразрывным с классическим марксизмом 19-го века, стало его логическим продолжением, отбросило всякие страхи, которые нагоняли на теорию коммунизма реформаторы и ревизионисты выискивая догматизм, и уводя от классовой борьбы рабочий класс. Ленинизм стал марксизмом, а марксизм — ленинизмом. Впервые, беря во внимание опыт Парижской коммуны 1871 года, диктатура пролетариата описанная как гипотеза Марксом еще в 1850 году в работе «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 годы», где было сказано: «социализм есть объявление непрерывной революции, классовая диктатура пролетариата как необходимая переходная ступень к уничтожению классовых различий вообще, к уничтожению всех производственных отношений, на которых покоятся эти различия, к уничтожению всех общественных отношений, соответствующих этим производственным отношениям, к перевороту во всех идеях, вытекающих из этих общественных отношений«, обрела не просто какие-то очертания и показалась материальным явлением в общественных отношениях, а стала действительным объектом. Ленин накануне Октябрьской революции увидел, что творит живая классовая борьба рабочего класса в России со времен Первой русской революции 1905 года, когда был образован Совет рабочих уполномоченных в ходе Иваново-Вознесенских стачек, и как они распространились по всей стране и развились в Февральской революции 1917 года в С.Р.Д. (Совет Рабочих Депутатов) — уникальный орган власти отличный от всего, что ранее знала история, но соответствующий понятию «диктатура пролетариата», т.к. был не просто представительством эксплуатируемого класса трудящихся в буржуазных структурах, а позволял именно рабочему классу самому осуществлять власть через свою особенную организацию. Не Ленин придумал Советы, но автором являются массы рабочих в России, они создавали через них новое общество. Опираясь на их результаты и в ходе дальнейшего развития революции Ленин, как лидер партии большевиков, пытался дать оценку и предугадать ход дальнейших событий, но и как теоретик марксизма попытался теоретически обобщить и научно обосновать необходимость Советов, как формы диктатуры пролетариата. В письме редакции «ПРОЛЕТАРСКОГО ДЕЛА» в июле 1917 г. он писал:
По всей видимости, не все сторонники лозунга: «переход всей власти к Советам» достаточно вдумались в то, что это был лозунг мирного развития революции вперед. Мирного не только в том смысле, что никто, ни один класс, ни одна серьезная сила не могли бы тогда (с 27 февраля по 4 июля) воспротивиться и помешать переходу власти к Советам. Это еще не все. Мирное развитие было бы тогда возможно, даже также в том отношении, что борьба классов и партий внутри Советов могла бы тогда, при условии своевременного перехода к ним всей полноты государственной власти, уживаться наиболее мирно и наиболее безболезненно.
На эту последнюю сторону дела тоже недостаточно еще обращено внимание. Советы, по своему классовому составу, были органами движения рабочих и крестьян, готовой формой их диктатуры. Будь у них полнота власти, главный недостаток мелкобуржуазных слоев, главный грех их, доверчивость к капиталистам, изжился бы на практике, критиковался бы опытом их собственных мероприятий. Смена классов и партий, имеющих власть, могла бы внутри Советов, на почве их единовластия и всевластия, идти мирно; связь всех советских партий с массами могла бы оставаться прочной и неослабленной. Нельзя ни на минуту упускать из виду, что только эта теснейшая и свободно растущая вширь и вглубь связь советских партий с массами могла бы помочь мирно изжить иллюзии мелкобуржуазного соглашательства с буржуазией. Переход власти к Советам не изменил бы сам по себе и не мог бы изменить соотношения классов; он ничего не изменил бы в мелкобуржуазности крестьянства. Но он своевременно сделал бы крупный шаг к отрыву крестьян от буржуазии, к сближению, а затем и к соединению их с рабочими.
Так могло бы быть, если бы власть своевременно перешла к Советам. Так было бы всего легче, всего выгоднее для народа. Такой путь был бы самый безболезненный, и потому за него надо было всего энергичнее бороться. Но теперь эта борьба, борьба за своевременный переход власти к Советам, окончилась. Мирный путь развития сделан невозможным. Начался немирный, наиболее болезненный путь.
Там же дальше:
Советы могут и должны будут появиться в этой новой революции, но не теперешние Советы, не органы соглашательства с буржуазией, а органы революционной борьбы с ней. Что мы и тогда будем за построение всего государства по типу Советов, это так. Это не вопрос о Советах вообще, а вопрос о борьбе с данной контрреволюцией и с предательством данных Советов.
Здесь Ленин указывает, что только Советы рабочих являются революционным органом власти пролетариата, а не вообще любые советы, как некий коллегиальный орган. Например, сегодня в мире существуют различные советы директоров, советы безопасности, советы республики, федерации и т.д. — это всё представительства класса капиталистов осуществляющие диктатуру буржуазии. Этого не понимали даже близкие соратники Ленина в партии, поэтому он в период между Второй и Третьей русскими революциями пытался выработать понятие Советов, как формы диктатуры пролетариата, и дать четкое определение. Так, в черновиках работы «Государство и революция» встречаются такие пометки:
Изменения после 1871 года? Все таковы или общий их характер, их ? такова, что бюрократизм везде бешено вырос (и в парламентаризме, внутри его, — и в местном самоуправлении — и в акционерных компаниях — и в тресте и т. д.), это раз. А два: рабочие «социалистические» партии «вросли» на Ц в такой же бюрократизм. Раскол между социал-патриотами и интернационалистами, между реформистами и революционерами имеет, следовательно, еще более глубокое чиновников в государственных делах, — пролетарское руководство, ими должны руководить организованные, централизованные пролетарии.
Условие всего этого: сокращение рабочего дня до 8- 6-4 часов; — соединение производительного труда всех с участием всех в «государственном» управлении.
Русская революция подошла к этому же приему, с одной стороны, слабее (более робко) подошла, чем Парижская Коммуна, с другой стороны, показала шире «Советы рабочих депутатов», «железнодорожных депутатов», «солдатских и матросских депутатов», «крестьянских депутатов». Это Nota Bene.
И там же, в 33 томе 5-го издания ПСС Ленина:
Можно, пожалуй, кратко, драстически, выразить все дело так: замена старой («готовой») государственной машины и парламентов Советами рабочих депутатов и их доверенными лицами. В этом суть!! А нерабочее население? Кто не работает, тот не должен есть (а не то, что государством управлять) ! !
Эти абзацы не были включены в окончательный вариант работы «Государство и революция», а вместо читаем:
Далее, при переходе от капитализма к коммунизму подавление ещё необходимо, но уже подавление меньшинства эксплуататоров большинством эксплуатируемых. Особый аппарат, особая машина для подавления, «государство» ещё необходимо, но это уже переходное государство, это уже не государство в собственном смысле, ибо подавление меньшинства эксплуататоров большинством вчерашних наёмных рабов дело настолько, сравнительно, лёгкое, простое и естественное, что оно будет стоить гораздо меньше крови, чем подавление восстаний рабов, крепостных, наёмных рабочих, что оно обойдётся человечеству гораздо дешевле. И оно совместимо с распространением демократии на такое подавляющее большинство населения, что надобность в особой машине для подавления начинает исчезать. Эксплуататоры, естественное дело, не в состоянии подавить народа без сложнейшей машины для выполнения такой задачи, но народ подавить эксплуататоров может и при очень простой «машине», почти что без «машины», без особого аппарата, простой организацией вооружённых масс (вроде Советов рабочих и солдатских депутатов — заметим, забегая вперёд).
Ленин, в момент написания в августе — сентябре 1917 года в условиях подполья этого произведения, еще не создал законченную теорию Советов, но уже понимал значение для марксизма. Октябрьская революция перенаправила его деятельность на другие насущные вопросы в руководстве молодой Советской республики, требовавшие огромных усилий и времени. Теория рождалась не на бумаге, а в повседневной борьбе и практической жизни масс. Уже сформированные и действующие Советы, как и предсказывал Ленин, перехватили власть у Временного правительства — так открылась эпоха перехода от капитализма к коммунизму, возникло первое в мире социалистическое государство. Советская власть столкнулась не только с ожесточенным сопротивлением всего империалистического мира, что проявилось в гражданской войне, но и с реакцией внутри РСДРП(б) — авангарда рабочего класса, которые не понимали сущности Советов и их ключевой роли в коренном преобразовании общества. Всё это выливалось во внутрипартийную борьбу, что являлось лишь отражением классовой борьбы масс пролетариата за удержание и осуществление свой власти через Советы. Теорию Советов Ленин оттачивал во всевозможных выступлениях и дискуссиях: «Очередные задачи Советской власти«, аудиозапись «Что такое Советская власть?«, «О демократизме и социалистическом характере Советской власти«, «Пролетарская революция и ренегат Каутский«, «Тезисы и доклад о буржуазной демократии и диктатуре пролетариата» и др. Если бы жизнь Ленина не была так рано прервана покушением, переутомлением в работе и напряженной борьбой, то марксизм имел бы законченную теорию Советов, которая берет свои истоки в ранней работе Маркса «Критика гегелевской философии права» и в произведении молодого Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». Но всё же формулу коммунизма мы получили в известной цитате: коммунизм — советская власть плюс электрификация. Она была высказана на Московской губернской конференции РКП (б) 20-22 ноября 1920 г. в речи Ленина от 21 ноября «Наше внешнее и внутреннее положение и задачи партии»:
Коммунизм есть Советская власть плюс электрификация всей страны, ибо без электрификации поднять промышленность невозможно. Эта задача длительная, не менее, как на 10 лет, при условии привлечения к этой работе массы техников, которые дадут съезду Советов целый ряд печатных документов, где разрабатывается детально этот план. Меньше, чем через 10 лет, мы не можем осуществить основы этого плана, создать 30 крупнейших районов электрических станций, которые дали бы возможность перевести всю промышленность на современные основания. Понятно, что без этой перестройки всей промышленности, с точки зрения условий крупного машинного производства, социалистическое строительство останется только суммой декретов, останется политической связью рабочего класса с крестьянством, останется спасением крестьянства от колчаковщины, деникинщины, останется примером для всех держав мира, но не будет иметь своей основы. Коммунизм предполагает Советскую власть, как политический орган, дающий возможность массе угнетенных вершить все дела, — без этого коммунизм немыслим. И во всем мире мы видим доказательство этого, потому что идея Советской власти, ее программа во всем мире одерживает безусловную победу. Это мы видим из каждого эпизода борьбы против II Интернационала, который держится помощью полиции, попов и старых буржуазных чиновников рабочего движения.
Этим обеспечена политическая сторона, но экономическая может быть обеспечена только тогда, когда действительно в русском пролетарском государстве будут сосредоточены все нити крупной промышленной машины, построенной на основах современной техники, а это значит — электрификация, а для этого нужно понимать основные условия применения электричества и соответственно понимать и промышленность и земледелие.
Эта формулировка в СССР часто трактовалась неверно, вследствие этого частично подменили диктатуру пролетариата господством технократов. Если Маркс в своих работах часто подчеркивал, что развитие крупной промышленности в капитализме — есть основание для будущего перехода к коммунизму. То уже здесь Ленин ясно указывает, что при совершении социалистической революции основанием для коммунизма становятся не производительные силы, а Советская власть — форма диктатуры пролетариата, которая сосредотачивает в себе все нити крупной промышленности, а условием дальнейшего перехода есть развитие производительных сил и научно-технического прогресса. Никакого отхода от классического марксизма 19-го века в этом нет, а у противников (не всегда ими являются классовые враги) теории диктатуры пролетариата есть непонимание диалектики как у Маркса, так и у Ленина. В предреволюционное время условием социалистической революции является создание Советов, в дальнейшем они становятся основанием социализма. А от сегодняшних владельцев средств производства так или иначе зависит характер перехода в коммунизм, поэтому марксисты всегда заинтересованы в том, чтобы капиталисты создавали новую промышленность до крупных монополии, а не занимались уничтожением производства. Здесь вопрос не в поддержке капиталистов как класса, а в исторической миссии на которую обречен капиталистический строй. Тот спад в промышленности и сокращение коренного населения бывшего советского союза, который мы наблюдаем после уничтожения СССР, сигналит коммунистам, что капитализм у нас давно себя изжил и его реставрация не принесла обещанного демократами прогресса. Если еще спад 90-х годов 20-го века можно было списать на слом социалистической гос.монополии, то через два десятка лет продолжающееся снижение уровня жизни объяснимо лишь тем, что капиталистический способ производства не позволяет развиваться обществу. Поэтому вопрос, который всем необходимо ставить, как вернуться на коммунистический путь развития, а также в чем была сущность социализма в СССР и какие ошибки были допущены? С научной точки зрения, т.е. с позиции теории марксизма, всё будет упираться в вопрос диктатуры пролетариата — в Советы. С ненаучной, обывательской, можно нагородить тысячи всяких рассуждений, которые будут ни о чем, например, предатели — предали, или разрушители — разрушили. Буржуазная наука, которая заинтересована в дальнейшей реакции и регрессе, сама по себе ничего сказать также не сможет, т.к. нет никакой буржуазной науки, которая бы в принципе рассматривала этот вопрос. Книга «Конец истории и последний человек» Ф. Фукуямы с заявлением»конца века идеологических противостояний, глобальных революций и войн, а вместе с ними — конца искусства и философии» — тут либералы ничего нового о себе не сказали, без доли рефлексии, а опоздали более чем на 100 лет. Всё это о конце буржуазной мысли высказано Энгельсом в работе «Фейербах и конец классической немецкой философии». Поэтому основной прием, которым пользуются враги рабочего класса, — это рассуждают о смене общественного строя и построения коммунистического общества с позиции каких-нибудь социальных и смежных наук, например, привлекают какую-нибудь психологию, популярную историю (без исторического материализма), кибернетику, генетику, литературоведение, педагогику (ага, дескать нужны реформы в образовании для воспитания коммунистического человека, но не важно, что ширятся слои населения, которые по экономическому положению не могут себе этого позволить), и даже можно найти рассуждения о коммунизме с позиции «Экономикса», а про разные высказывания псевдоученых и теологов можно и не вспоминать. Т.е. ставят марксизм в зависимость от других наук, а за ним самим не признают самостоятельность. Дескать некое открытие в физике или кибернетике может изменить сущность учения и подвергнуть кардинальной трансформации основные положения. Отбросить марксизм сможет лишь его цель — коммунизм, когда исчезнет необходимость отрицать отрицание коммунизма. Марксизм через развитие борьбы рабочего класса пришел к теории Советов — это цель данной статьи, в которой попытка как можно более кратко это показать через работы классиков, поэтому какие-то фрагменты и части не были включены в повествование, за что можно справедливо упрекнуть, но тогда объем дошел бы до целой книги. Всем скептикам утверждения о том, что марксизм развивается в теорию Советов, стоит заметить, что коммунизм стал научной теории лишь тогда, когда начал опираться на действительную борьбу рабочего класса, а все остальные социалисты остались в области фантазий и красивых утопий, или же вообще перешли на сторону господствующей буржуазии. Не Маркс, Энгельс и Ленин пришли к Советам, как форме диктатуры пролетариата, а это в борьбе выстрадал рабочий класс, как само понятие «диктатуры пролетариата», так и Советы.
Практика критерий истины. Вот эту классовую борьбу пролетариата авторы марксизма и запечатлели в теории, как и саму историческую действительность с ее законами (теория прибавочной стоимости, диалектический материализм и т.д.), на которых лишь останавливаются сегодня интересующиеся марксизмом. Поэтому через развитие теории лучше всего можно проследить развитие рабочего (и шире коммунистического) движения в мире. Но со времен Ленина возникло еще больше разночтений, ответвлений, фальсификаций, а потом непонимания и застоя. Причина этого в том, что продолжатели не уловили важность Советов, их роль и сущность, не сделали опорой и точкой дальнейшего отправления. Это прежде касается не только вождей и теоретиков коммунистического движения, а самого рабочего класса. Не осознал он что творил, упустил из вида и потерял. Хотя в СССР и по всему миру гремело слово «Советы», которое позже заслуженно выродилось в ироничный «Совок», когда лозунг «Вся власть Советам!» был столь же всем известным, сколь всеми не понят. Даже буржуазия лучше чувствовала значение Советов на уровне некой для себя угрозы, а когда всякое понимание в обществе пропало, то и начала насмехаться над «совками». Центром всей истории Советского Союза были Советы и борьба с ними реакционных сил. К сожалению, не только в официальных учебниках, но и левой литературе этот вопрос никак не освещен, а в тех немногих работах посвященных этому вопросу присутствует жалоба на то, что серьезных исследований проводилось мало, тем более нет понимания как Советы участвовали в борьбе классов и становлении социалистического общества. Нет философских, правовых, экономических и политических работ по теории Советов, также в культуре крайне скудно Советы были отражены, общество их не отрефлексировало. Может быть существуют какие-то старые учебники где-то на самых дальних полках библиотек, но автору статьи они не известны. Только в последнее десятилетие Фонд Рабочей Академии начал поднимать эту тему из небытия, организовывать конференции, выпускать брошюры и статьи. Но всё равно этого еще мало. Когда буржуазия боролась с феодализмом, она ясно знала чего добивается в стратегическом плане. А для завоевания власти буржуазии прежде всего нужен был парламент, как орган политической власти для закрепления ее господства. Это было во всех странах в разные периоды, начиная с конституционной монархии в Англии, когда в 1649 году Палата общин объявила себя верховной властью, до создания Государственной думы Российской империи 1-го созыва в 1906 году. И там и там этому предшествовали буржуазные революции. Да, буржуазная мысль проводила широкие дискуссии, растекшиеся по векам, каким должны быть парламенты (продолжающееся по сей день), как должны распределять влияние между собой три ветви власти, споры выливались даже в локальные и гражданские воины. Примеры, из новейшей истории. Разгон Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации в 1993 году, закончившийся расстрелом из танков здания и защитников, когда уничтожали остатки советской модели. А в Республике Беларусь в 1996 году произошел конституционный кризис — острое противостояние исполнительной власти в лице президента и законодательного органа — Верховного Совета XIII созыва. Конституционный кризис завершился референдумом 24 ноября 1996 года, после которого в стране укрепилась власть президента. В этом моменте проявилось всё невежество так званых «коммунистов», которые выступили против Советов, которые хоть уже давно и не являлись прообразом Съезда Советов, а были по существу парламентами, но являлись отпечатком социалистического демократизма, поэтому как-то пытались противостоять полной диктатуре класса капиталистов. Одни «коммунисты» своей лояльностью купили себе места в обновленном парламенте, а выступившие против по большей части сошли с политической борьбы, уйдя в либеральную псевдо-оппозицию, или занялись далекими от марксизма вопросами. Все эти политические процессы сплошь противоречивы, не всегда видно русло классовой борьбы, в особенности когда за явно необходимые для пролетариата преобразования выступают так называемые демократы против непонятно кого. Но выше уже была приведена цитата Ленина: «буржуазии выгодно, чтобы буржуазная революция не смела слишком решительно все остатки старины«. Только ориентир на теорию Советов сможет вывести рабочий класс из политического болота, а без него люди не понимали за что бороться в СССР, не видели залога собственного процветания в общественной собственности, т.к. ее не контролировали на своем рабочем месте. За своё и даже за благополучие страны им никто не запрещает и при капитализме, наоборот, в перестройку подчеркивалось, что в рынке появится больше возможностей для этого. Вот теперь рабочий класс, а вместе с ним и остальные слои трудящихся, и борется лишь за выживание, а не за развитие. Советы — это развитие, реальная возможность всем трудящимся стать хозяевами жизни. Если посмотреть на историю СССР, то красной линией проходит отвоевывание империалистическим миром главного завоевания 1917 года — Советов. Эта борьба возникла с самого начала, которую Ленин описал в письме газете «Пролетарское дело», отрывок из которого уже приведен, где он высказывался не против Советов как формы диктатуры пролетариата, а против их обуржуазивания. Этот эпизод враги советской власти постоянно пытались использовать как свое оружие против Советов. Например, Троцкий в статье «Еще раз о Советах и Партии в пролетарской революции» писал:
Но для европейских молодых партий, которые в большей или меньшей степени приняли Советы, как «доктрину», как «принцип», всегда возникает опасность фетишистского отношения к Советам, как к некоторому самодовлеющему фактору революции. Между тем, несмотря на огромные преимущества Советов, как организации борьбы за власть, вполне возможны случаи, когда восстание развернется на основе других форм организации (фабзавкомы, профсоюзы), и только в процессе восстания, или даже после победы его, возникнут Советы, уже как органы власти.
В высшей степени поучительна, под этим углом зрения, та борьба, которую Ленин открыл после июльских дней против фетишизма организационной формы Советов. Поскольку эсеро-меньшевистские Советы стали в июле организациями, открыто гнавшими солдат в наступление и подавлявшими большевиков, постольку революционное движение рабочих масс могло и должно было искать для себя других путей и каналов. Ленин намечал фабзавкомы, как организацию борьбы за власть (см. об этом, например, воспоминания т. Орджоникидзе). Весьма вероятно, что движение пошло бы именно по этой линии, если бы не корниловское выступление, которое вынудило соглашательские Советы к самообороне и дало большевикам возможность снова вдохнуть в Советы революционную жизнь, связав их тесно с массами через левое, т.-е. большевистское, крыло.
Вопрос этот, как показал недавний опыт Германии, имеет огромное международное значение. Именно в Германии Советы несколько раз строились, как органы восстания – без восстания, как органы власти – без власти. Это привело к тому, что в 1923 г. движение широких пролетарских и полупролетарских масс стало группироваться вокруг фабзавкомов, которые в основном выполняли все те функции, какие у нас ложились на Советы в период, предшествовавший непосредственной борьбе за власть.
Вот потому, что в Германии Рабочие Советы не победили, а были замещены другой организационной формой, там революция проиграла! И ложь, что Ленин намечал фабзамкомы, как организацию борьбы за власть, в том же письме он ясно пишет: «Советы могут и должны будут появиться в этой новой революции, но не теперешние Советы, не органы соглашательства с буржуазией, а органы революционной борьбы с ней«. Т.е. вся дискуссия разворачивалась вокруг того, каким Советам быть: или формой диктатуры пролетариата, или скатиться в парламентаризм, что в общем и происходило на протяжении советской истории, пока они и вовсе не стали излишни в настоящий период реставрации капитализма. Троцкий несомненно был хорошо знаком с теорией классического марксизма и его продолжением в работах Ленина. Споры о его «теории перманентной революции» сами по себе будут бессмысленными, если не брать ключевой вопрос о Советах, против которых он всегда выступал, иначе получится: «безыдейная борьба пауков в банке«, — как это пытался представить Б. Баженов. Но не в явной форме происходило отрицание, сам Троцкий в 1905 году был одним из организаторов Петербургского Совета, где он внес свой вклад в революционное дело, как и в других событиях. Вся суть троцкизма именно и сводится к отрицанию Советов, как формы диктатуры пролетариата! Получается, что с одной стороны троцкисты признают историческую роль рабочего класса и даже активно участвуют в их борьбе, но не доводят эту борьбу до логического продолжения. Именно из фабрично-заводских комитетов (стачечных) вырастают Советы, но троцкисты отказывают пролетариату в завоевании политического господства, через орган власти Рабочих Советов. Троцкизм исходит из квази-диалектики ревизиониста Брештейна: движение — всё, цель — ничто. Диктатура пролетариата у них лишь на словах, но не на деле. Под идеологическим руководством троцкизма рабочий класс тратит много сил и энергии в борьбе, которая оказывается в итоге бесплодной. Это хорошо видно на примере Латинской Америке, где троцкизм наиболее распространен, но революции в тех странах, хоть и оказывались прогрессивными, но не способными дойти даже до НЭПа, рабочий класс там играл второстепенные роли. В том числе и в социалистической Кубе, СССР уже к тому времени сам по большей части отказался от диктатуры пролетариата, что оформилось на 22-м съезде КПСС в 1961 году. Разгром троцкизма в конце 20-х включая 30-е годы 20 столетия не переломал общую ситуацию, а лишь притормозил контрреволюцию, для которой главным было ликвидация Рабочих Советов. Но для защитников Октябрьской Революции искренних коммунистов и самого рабочего класса возможно самым главным препятствием были не открытые и скрытые враги, а недостаток теоретических знаний, которые бы раскрыли содержание Советской власти. Рабочие массы на их глазах творили не только историю, но и развивали саму теорию научного социализма. Партия не поспевала за инициативой масс. Взять то же всем известное «Стахановское движение». Да, все это поддержали, всячески пытались способствовать, но теории из этого не вывели, основательно не продумали, потеряли смысл, а потом и само стахановское движение: массовое движение новаторов социалистического производства — рабочих, колхозников, инженерно-технических работников, многократно превышавших установленные нормы производства. Из формы повышения производительности труда превратили в метод повышения интенсивности работы. А именно из этой практики в послевоенной Японии вышла их «уникальная» философия труда «Кайдзен», которая во многом повторяет успешный советский опыт: непрерывное совершенствование процессов производства, разработки, вспомогательных бизнес-процессов и управления, а также всех аспектов жизни. Так в итоге была проиграна производительность труда. Теория советов также исчезла из научного обсуждения. И здесь нечего пенять на происки врагов, а лишь на свою недоразвитость. Многие советские революционеры, которые являлись руководителями государства, еще помнили Первую русскую революцию, когда они сражались в 1905 за Первую думу (и не могли еще мечтать об Октябре — многие большевики долгое время пребывали в шоке от тех же «Апрельских тезисов» Ленина), поэтому не видели ничего в Советах кроме как своеобразного парламента рабочих. Этот парламентаризм они навязывали Съезду Советов, что в конце концов обернулось Конституцией 1937 года, с тайным голосованием, с лишением права отзыва депутатов, и ликвидацией выборного производственного принципа. Тогда и был нанесен серьезный удар по Советам, а вторая мировая война с гибелью миллионов коммунистов добила воспоминания о теории Советов. После смерти Сталина, естественно, возник хрущевизм, как течение «народовластия», с критики чего молодой К. Маркс подошел к разработке теории научного коммунизма как к борьбе за устранение государства и гражданского общества, а народовластие — это и есть прикрытое гражданское общество. Рабочий класс хоть и был на очередном пике энтузиазма, научно-технический прогресс давал небывалые плоды, но был дезориентирован, лишен головы. Если устранение Советов лишило рабочих диктатуры пролетариата, то отказ партии от признания диктатуры пролетариата лишил рабочий класс головы, уже не могло быть речи о возврате КПСС на социалистический путь. Партия, как авангард рабочего класса, и Советы, как форма диктатуры пролетариата, выстраивали свое взаимодействие путем проб и ошибок еще с 1905 года, в 1917 завоевали политическую власть, а далее была борьба за власть экономическую, создание социалистического способа производства, налаживания механизма государственной машины, преодоление огромного балласта проблем оставленного царским режимом с безграмотным крестьянством в лаптях и неразвитым хозяйством, решение национальных и военных вопросов. Здесь неизбежны были не только перекосы, но многое приходилось делать вслепую, т.к. не было опыта социалистического строительство, который можно было позаимствовать. Приходилось внедрять какие-то буржуазные институты из передовых стран, чтобы развить крестьянское хозяйство и преодолеть примитивное религиозное сознание населения. Например, паспортная система — ведь пробовали обойтись без нее, а сегодня противники советской власти по-мещански критикуют её за это, но не забывают выразить свое неудовольствие биометрической системой, которую капиталисты внедряют для учета рабочей силы и финансовых потоков. Начало складываться впечатление, что Советы основную роль уже сыграли в завоевании пролетариатом власти и подумали, что партия сможет удержать позиции рабочего класса. Советы превращались в формальные органы для проведения воли и решений партии, и смещались от классовых вопросов в сторону всё-таки менее значимых: межнационального сотрудничества республик, сплочения советской общности и др. Партия постепенно начала замещать собой Советы, вместо укрепления своей позиции в Советах через их дальнейшее развитие. Именно Советы должны были научить сначала каждого рабочего управлять страной, а потом и всех остальных включить в управление через привлечение к производительному труду. Не партия должна была к перестройке составлять миллионную численность, — что же это за авангард такой, который включил в свой состав весь класс? Такая партия перестает существовать. И естественно, что миллионы людей побросали партийные билеты — они не были тем самым авангардом. Авангард — это передовой отряд, самые опытные и сильные. Например, в македонской фаланге — боевом построение пехоты — считалось большой честью стать в первом ряду, но что эта была за честь? Первым пасть под напором противника, а не место отсидеться в тепленьком местечке. Так молодой Великий Александр разгромил «бессмертную» армию Дария, а партия большевиков навела ужас на весь капиталистический мир. Партия должна была оставаться лишь частью рабочего класса. Советы же должны были максимально в себя вобрать весь рабочий класс — таким образом большинство было бы защищено от захвата власти меньшинством и был бы обеспечен контроль над средствами производства. Лозунг вся власть Советов — партия должна была укреплять и расширять эту власть, конечно же, когда Советы не могли решать какие-то вопросы, то вопрос не стоял в тупой передачи каких-то полномочий, а в организации развития Советов, через увеличение свободного времени рабочему классу и большую вовлеченность интеллигенции в жизни рабочего класса, вплоть до слияния с ним.
Здесь стоит затронуть роль и участие Сталина. Несомненно, он был выдающимся коммунистом, и блестящим исполнителем партийных решений. Его успехи, как руководителя советского государства, бесспорны. Сталин по праву считается учеником и продолжателем дела Ленина. Но это не значит, что он во всем был прав и не делал ошибок, по его же словам, даже партия может ошибаться. Когда оценивают деятельность личностей подобной величины, то часто абсолютизируют, чтобы не разбираться в противоречиях. А главное противоречие Сталина в том, что он выступил как теоретик и как практик. Например, это противоречие у нас не возникает, когда мы изучаем деятельность Маркса, т.к. он никогда не претендовал на роль лидера, хотя принимал некоторое участие в 1-м интернационале и в других событиях. Маркс прежде всего велик как ученый, как мыслитель, и это значение делает незначительными его практические шаги в организации рабочего движения, хотя именно они и помогли глубже разобраться в ошибках коммунистов. Сталин же вслед за Лениным попытался преуспеть как революционный практик и теоретик. Вот здесь прежде всего возникают неоднозначные оценки. Стиль Ленина — это организация через теорию рабочего класса, партии, революционной борьбы масс, организация советского правительства и народного хозяйства. Сталин не обладал такой глубиной теоретической мысли, поэтому как руководителю ему приходилось вместо организации процессов заниматься управлением людьми. Его же главное теоретическое достижение касается национального вопроса в марксизме — здесь Сталин и проявил себя именно как организатор советской общности, что выразилось эпитетом «отец народов» — здесь же он и использовал Советы как орган диктатуры пролетариата, который сплотил не только многонациональные культуры России, но и 15 советских республик, в том же Совете Национальностей Верховного Совета СССР. Во многом благодаря этому межнациональные конфликты с разрушением Советского Союза не были повсеместными и ожесточёнными, как можно было ожидать для такой катастрофы, а зачастую являлись отголоском политики царской России, которую тогда социалисты называли тюрьмой народов. В других вопросах Сталин не проявил себя как значительный теоретик марксизма, в том смысле, чтобы двинуть теорию дальше, а как было замечено выше, да и цель всей статьи в этом замечании, что развитие марксизма может идти только через развитие теории Советов. Его статьи главным образом были разъяснением ленинских работ, конкретизацией вопросов, или обсуждением каких-то текучих задач возникших при строительстве социалистического государства, та же работа «Экономические проблемы социализма в СССР» — это обобщение накопленного опыта. Никакой теории отличной от марксизма Сталин не изобретал, такое говорят те, у которых марксизм, что дышло, куда посмотрят — туда и вышло, а не наука. Критикуя с такой позиции Сталина, они целятся в Ленина. А вот тот же Троцкий, именно позиционировал себя как теоретик, поэтому с него и спрос больше, что он не просто нечто не так выполнил или реализовал, а вот как Каутский выкинул диктатуру пролетариата, в его же случае Советы — как форму диктатуры пролетариата. Сталин как раз выступал за Советы, но только как орган завоевания власти рабочим классом, а не удержания! — до этого он не дошел. И как продолжатель дела Ленина этого в его работах не рассмотрел. Т.е. здесь критика Сталина как практика, который не опёрся на теорию Советов, но и которая требовала дальнейшей разработки. В этом главная трагедия не только Сталина, но и судьбы СССР. Способностей Сталина, как вождя коммунистического движения того времени, оказалось мало. Партия же в принципе не могла решить этот вопрос — это было за пределами ее общественного положения. После смерти Ленина в руководстве не оказалось человека способного критически осмыслить взаимодействие партии с Советами, хотя какие-нибудь работы могут найтись, если глубоко исследовать этот вопрос. Вся же левая критика в отношении Сталина и партии с обвинениями в захвате власти оказывается не просто бессмысленной, но и вредной, если не раскрыто противоречие между партией и Советами, которое может разрешиться только с законченной теорией Советов (теории партии нет и не может быть), а она нужна к очередной пролетарской революции, да и сама будет частью революции. Как Советы делают революцию и приводят к власти рабочий класс — это уже известно сто лет, и было подтверждено на практике. Но теория Советов не может не опираться на весь сталинский довоенный период, никаких гонений на эту форму организации трудящихся не было, наоборот, всячески поддерживалось творчество масс, которое раскрывалось в том числе через борьбу с классовыми врагами пролетариата. Но дальше война внесла существенные коррективы в структуру советского общества, не только из-за страшных потерь населения СССР, но и победа окончательно укрепила лидирующую позицию партии в руководстве страны, командно-административные методы глубже распространились во всех сферах жизни. Военное положение с формальной субординацией сверху вытеснило инициативу масс снизу. Возникло новое противоречие в период Хрущева. С одной стороны, резкий рост промышленности и объектов хозяйствования, не позволял уже использовать сталинские методы управления, когда создавались новые отрасли с нуля и их можно было на начальном этапе контролировать вплоть до мелочей. С другой стороны, усиление господства партийной верхушки, без критической оценки их деятельности. Неизбежно привело к либерализации, к так называемой «оттепели», когда отобранные у рабочего класса возможности влиять на решения заменили большей свободой руководства на местах. По видимости централизация возрастала, а в сущности поощрялась анархия. Решения становились всё более ошибочными и фатальными. В обществе распространялась инфляция коммунистических идей, рабочий класс перестал понимать происходящее. Возник тот самый «совок». В этот период, техническая интеллигенция предложила относительно верное решение. Научный прогресс в СССР, который только еще набирал обороты, и обещал оставить далеко позади капиталистические страны, предложил проект «ОГАС» и другие смежные проекты. В работе «Основы безбумажной информатики» разработчик системы В. М. Глушков даёт такое определение:
В решениях XXIV съезда КПСС ОГАС определена как Общегосударственная автоматизированная система сбора и обработки информации для учёта, планирования и управления… Помимо учёта и текущего управления главной задачей вертикальных связей в ОГАС является обеспечение системы объёмно-календарного территориально-отраслевого планирования во всех звеньях экономики (от Госплана СССР до цеха, участка, а в краткосрочном планировании и до отдельных рабочих мест)… Смысл вертикальных связей в ОГАС в этом аспекте состоит в том, чтобы обеспечить интеграцию локальных программ по всем уровням иерархии территориального управления, вплоть до общесоюзного уровня.
По своей задумке этот проект сопоставим с ГОЭЛРО и по своим затратам превысил бы космическую программу. В формуле «Коммунизм — это власть советов плюс электрификация всей страны» советские технократы выбросили Советы. Для них коммунизм — это лишь электрификация, потом стала кибернетизация, а до этого была механизация всех процессов. Ничего социалистического само по себе в этом нет. И марксистскую теорию, где подробно рассмотрены вопросы развития производительных сил через научно-технический прогресс, они воспринимают устаревшей, дескать, во времена Маркса не было компьютеров. Естественно, что партийная бюрократия не пожелала делиться властью с технократами, а никакой поддержки и симпатий в рабочем классе у них не было, они также воспринимали промышленный пролетариат как объект, а не субъект (это их отношение сохраняется и по сей день), поэтому они потерпели поражение, хоть все-таки и были выделены какие-то очень значительные средства. Кибернетика бессильна против простых человеческих отношений, которые она попыталась заместить собой. Политическая воля — это сложный клубок классовой борьбы, который никакой искусственный интеллект просчитать не способен, т.к. пользуется формальной логикой, а не диалектической. Наравне с технократами, возросла критика советского строя со стороны других слоев общества и возрождающейся буржуазии, стремительно развивались товарные отношения как между отдельными предприятиями, так и все больше членов общества стремились работать не на социалистическое производство, а на рынок, в котором они видели свое благосостояние. Появился разброд и шатание в идеологическом плане. Все стали по делу и не по делу критиковать социалистический строй. И если не брать открытых врагов, то значительную роль в разгроме сыграли те, кто искренне стремился что-то улучшить и изменить в правильном направлении. Парадоксально, но марксистско-ленинская теория была известна всем, но она практически никем не была познана. Из науки она превратилась в идеологическое прикрытие советской элиты. Кое-как теорию преподавали в Высших партийных школах, но от рабочих масс она была оторвана. А ведь, в добавлении к предисловию 1870 года к работе «Крестьянская война в Германии» Энгельс писал:
В особенности обязанность вождей будет состоять в том, чтобы все более и более просвещать себя по всем теоретическим вопросам, все более и более освобождаться от влияния традиционных, принадлежащих старому миросозерцанию, фраз и всегда иметь в виду, что социализм, с тех пор как он стал наукой, требует, чтобы с ним и обращались как с наукой, то есть чтобы его изучали. Приобретенное таким образом, все более проясняющееся сознание необходимо распространять среди рабочих масс с все большим усердием и все крепче сплачивать организацию партии и организацию профессиональных союзов.
Но и те, кто пытался следовать этому, как это в свое время делали Ленин и Сталин, не понимали значение Советов в социалистическом строительстве, поэтому их критика оппортунизма и ревизионизма зачастую скатывалась еще глубже в реакцию, к какому-нибудь Прудону, никто не видел русло классовой борьбы — за власть Советов, не пытался разобраться в этом вопросе. А рабочий класс чувствовал, но не мог выразить свои ощущения, поэтому поддался на перестройку, которую буржуазные идеологи именно и прикрывали борьбой с застоем и засильем КПСС, даже иногда с горбачевским лозунгом возврата всей власти Советам, но ничего в себе не несший, кроме анархии. А спасением СССР как страны и как общественного строя могла быть только организация Рабочих Советов на производствах, как органа власти.
Теория Советов — это марксизм-ленинизм 21-го века! Только через нее рабочий класс продолжит Октябрьскую революцию и построит коммунизм.
