Гомелаури П.В., член Рабочей партии России, г. Ростов
На фоне общего подъема рабочего движения в России одним из выдающихся событий, имевших большое значение для политического воспитания рабочих, явилась Ростовская стачка в ноябре 1902 г. Именно о ней В. И. Ленин говорил, как об «одном из приступов к общему подъему русских рабочих с требованием политической свободы» (В. И. Ленин. Соч., т. 6, стр. 250).
Ноябрьским событиям в Ростове предшествовали кратковременные весенне-летние стачки и демонстрации, они способствовали развитию политического сознания тысяч рабочих. Руководил движением ростовских рабочих Донской комитет РСДРП, организованный еще в конце 90-х годов.
Несмотря на неоднократные аресты членов Донкома, он сумел в 1902 г. организовать политические выступления ростовского пролетариата. Кроме политических демонстраций, Донком широко использовал наглядную агитацию: созданная незадолго до этого подпольная типография печатала массовыми тиражами прокламации, которые вызывали большой интерес у рабочих. Ленинская газета «Искра» писала по этому поводу, что прокламации Донского комитета в этом году распространялись, помимо Ростова и Нахичевани, в Таганроге, Новочеркасске, заводе Пастухова при ст. Сулин, в Александровск-Грушевском и окружающих его шахтах, Новороссийске и Армавире и везде вызывали восторженный прием («Искра» № 22, июль 1902 г.).
Всего за год Донком распространил 46 прокламаций 60-тысячным тиражом.
Большую роль в политическом воспитании и сплочении рабочих сыграла «Искра». Ее читали с интересом во многих городах области. В Ростове среди рабочих оказывались и активные корреспонденты газеты.
Наиболее многочисленными сплоченным отрядом ростовских рабочих были железнодорожники Главных мастерских Владикавказской железной дороги. Здесь Донком и создал основное ядро стачки. 4 ноября, придя на работу, рабочие нашли на своих станках прокламации «К рабочим Главных мастерских» (документ № 1) и «К рабочим и работницам». В них говорилось о тяжелом положении рабочих, разоблачалась политика правительства, поддерживавшего во всем капиталистов, и содержался призыв к борьбе с самодержавием под знаменем РСДРП. Написанные образным языком листовки доходили до сердца рабочих, помогали им разобраться в том, кто виноват в их беспросветной жизни и против кого надо бороться.
4 ноября по призыву Донкома рабочие Главных мастерских бросили работу. Поводом для этого явился обсчет администрацией рабочих котельного цеха. Вслед за железнодорожниками забастовали рабочие табачных фабрик, заводов Пастухова, Токарева, «Аксай» и др. Стачка стала общегородской (документ № 5).
Руководство стачкой возглавили социал-демократы ленинцы, С. И. Гусев и И. И. Ставский. Они сумели направить стачку по верному пути, убедив рабочих в необходимости предъявления не только экономических, но и политических требований (документы №№ 1 и 2).
С первых же дней стачки проходили многотысячные сходки, перенесенные из двора мастерских в Камышевахскую балку. Здесь зазвучали обращенные к рабочим слова о необходимости борьбы с самодержавием (документ № 5). С каждым днем число собиравшихся послушать выступления ораторов все увеличивалось. На сходке 10 ноября участвовало уже до 30 тыс. человек. Напуганные размахом движения, ростовские власти решили «арестовать ораторов и не допустить новой сходки, не останавливаясь даже перед самыми крутыми мерами» и на восьмой день стачки, во время очередного митинга, войска открыли огонь по его участникам (документ № 5). О подробностях расправы с безоружными участниками митинга ростовская охранка с хладнокровным цинизмом сообщала в Департамент полиции: «11-го распоряжением атамана казаки разогнали толпу, залпом убито 5 мужчин, одна женщина, ранено 14… Убиты только любопытные. Сегодня назначена при военной силе ликвидация стачки…» (ЦГИАМ, ф. ДП, 7, 1902, д. ,1731, л. 74. См. также документ № 6).
О том, какие же «любопытные» были убиты, мы узнаем из другого донесения: среди убитых был старик, который пытался убеждать казаков уйти, не стрелять: «Зачем вы сюда пришли? Мы никого не трогали; наши жены вас родили. Вы, что и мы, казаки».
Кровавая расправа лишь укрепила рабочих в решении стоять до конца, добиваться выполнения своих требований. И рабочие держались дружно, в их борьбе им помогали женщины и дети (документ № 8).
Выручая хозяев железной дороги, правительство послало железнодорожные роты, которым был дан приказ стать на работу вместо бастующих (ЦГИАМ, ф. ДП, 7, 1902 г., д. 1731, л. 84).
О последних днях стачки рассказывает нам корреспонденция, помещенная в газете «Искра»: лишь к 26 ноября путем угроз и обещаний администрации мастерских удалось добиться от рабочих решения возобновить работу (документ № 8).
Ростовская стачка вызвала горячие отклики среди пролетариата России и в странах Западной Европы. Как сообщала «Искра», в ее адрес поступали деньги от рабочих Петербурга и Москвы, из Парижа и Лондона, Нью-Йорка и Мюнхена ростовским рабочим, пострадавшим во время ноябрьской стачки 1902 г.
Окончив стачку, Донком обратился с прокламацией «К гражданам всей России». Рассказывая о ходе стачки, Донком дал в ней глубокий анализ событий, правильно указывая на тесную связь ростовской стачки с революционными событиями во всей стране и на ее большое политическое значение для российского пролетариата (документ № 9).
Прокламация получила широкую известность по всей России. «Искра» отпечатала ее отдельным оттиском со своим текстом: «Перепечатываемая нами прокламация Донского комитета подводит итог замечательным событиям, дает в высшей степени яркую и верную оценку им и делает практические выводы, которые никогда не устанет повторять социал-демократия».
В. И. Ленин, высоко оценивая значение Ростовской стачки, говорил, что в ней «пролетариат впервые противопоставляет себя, как класс, всем остальным классам и царскому правительству» (В. И. Ленин. Соч., т. 8, стр. 119).
№ 1. ПРОКЛАМАЦИЯ ДОНСКОГО КОМИТЕТА РСДРП О НАЧАЛЕ ЗАБАСТОВКИ
(В своих воспоминаниях И. И. Ставский пишет: «В 1902 г. в Ростове уже была произведена попытка устроить 19 февраля демонстрацию на улице, и проведена 4 марта демонстрация в театре с лозунгами «Долой самодержавие», «Да здравствует политическая свобода». Все лето этого года мы не переставали вести агитацию за устройство стачек. И вот, когда систематическими арестами, увольнением старых рабочих, понижением заработной платы, практикой штрафов атмосфера на заводах достаточно накалилась… мы, организованные рабочие мастерских, решили начать стачку… Организацией социал-демократов в это время (а, следовательно, и стачки) руководил Донской комитет партии…» («Первый бой», Изд-во «Московский рабочий», 1922)).
4 ноября 1902 г.
Российская социал-демократическая рабочая партия
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
К рабочим мастерских Владикавказской ж. д.
Товарищи! Наглый грабеж железнодорожных хищников, обман и жульничество, обсчитывание рабочих на расценках переполнили чашу терпения, и позавчера, в субботу, котельный цех, за исключением двух изменников, бросил работу. Но прибежал перепуганный начальник мастерских Дзевонский и убаюкал котельщиков, как малых детей, сладкими словами и лицемерными обещаниями. Котельщики снова пошли в свой цех тянуть лямку, снова подставили свои шеи под тяжелое ярмо грабителей.
Товарищи! Котельщики начали… (Многоточие в подлиннике) Они сделали первый шаг к борьбе, и все рабочие всех цехов должны продолжать эту борьбу. Довольно мы уже терпели, довольно мы молчали, пора показать нашим грабителям, что мы люди, а не скоты, мы люди, а не крепостные, из которых можно сколько угодно выматывать жилы. Мы – люди и желаем жить по-человечески. Мы – люди и потому не позволим себя бесконечно грабить. Своим тяжким трудом мы каждый год доставляем сотни тысяч барыша железнодорожным акционерам, и в награду за это – грабят и калечат нас на работе, обсчитывают и надувают нас на мошеннических расценках, мучают и изводят нас штрафами, донимают нас мастера своими издевательствами, своей грубостью. Как вьючные скоты, мы создали своими трудами миллионы и десятки миллионов акционерам, а сами что получали и что получаем? Раны да увечья, оплеухи да подзатыльники, ругань и насмешки, черствый кусок хлеба и голодную нужду под старость.
Товарищи! Довольно терпеть! Вспомните стачку в 1894 г. и что она дала (См. раздел «Рабочее движение в 70–90-х годах XIX в.»). Тогда мы все, как один человек, сразу бросили работы, мы все дружно держались, мы все требовали одного – и потому мы своего добились. Наши враги оказались бессильны справиться с нами. Сюда из Петербурга прислали князя Хилкова успокоить и одурачить нас. Министр Кривошеин встал на защиту хозяев и хотел нас испугать своею телеграммой и угрозами, что если мы не станем на работу, если мы откажемся по-прежнему кормить своим телом паразитов-акционеров, то нас разочтут и разгонят по всей России. Мы не испугались и потому добились всех наших требований.
Товарищи рабочие! Довольно терпеть! Не верьте лицемерным речам начальника Дзевонского. Он хочет нас поймать на подлую удочку. Он предложил рабочим поодиночке приходить к нему в кабинет и заявлять свои требования. Товарищи, если мы поодиночке станем требовать, то нас поодиночке будут выбрасывать за ворота. Наша сила в единении! Со всеми нами они ничего не смогут поделать. Не поодиночке, а все вместе мы должны сегодня начать борьбу с нашими кровопийцами.
Товарищи! Борьба – наш долг, в борьбе и только в борьбе, мы можем добиться прав своих. С неба нам ничего не свалится, благодетельствовать нам никто не станет. Только тогда мы облегчим свою долю, только тогда мы добьемся лучшей жизни, если сами дружно восстанем против наших угнетателей.
Товарищи! Довольно терпеть, начинайте борьбу. Пока мы молчим, мы сами куем себе цепи, мы сами усиливаем свое рабство, мы укорачиваем свою трудовую жизнь. Кто желает жить по-человечески, кто ценит свой труд, кто сознал свое рабское состояние,– тот должен начать сегодня борьбу. Кого ругательства мастеров не превратили в лакея, у кого от тяжелой работы не помутился ум, кто не желает быть бессловесным животным – тот пусть объявляет сегодня стачку!
Товарищи! Довольно терпеть, довольно холопствовать. Хуже нам не будет; мы видели, как позавчера перетрусило начальство, когда всего один цех бросил работу. Наши угнетатели боятся стачки; они хорошо знают, что если мы будем дружно действовать, то мы добьемся своего. Так давайте же добиваться! Объявим стачку и потребуем:
- девятичасового рабочего дня;
- прекращения работ по субботам и накануне праздников в два часа дня;
- повышения заработной платы на 20 процентов;
- повышения расценок, чтобы они составляли не менее 50 процентов жалованья;
- полной отмены штрафов за неявку на работу;
- удаления мерзавцев мастеров Вицкевича и Чернявского;
- вежливого обращения мастеров;
- устройства школы для детей рабочих;
- вывешивания табеля расценок во всех цехах.
Итак, товарищи, разгибайте свои согбенные спины, поднимайте свои понурые головы – начинаем сегодня борьбу! Да здравствует стачка!
Донской комитет Российской социал-демократической рабочей партии
ЦГИАМ, листовки, инв. № 10628.
№ 2. ДОНЕСЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА РОСТОВСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ ВЛАДИКАВКАЗСКОГО ЖАНДАРМСКО-ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ Ж. Д. О ЗАБАСТОВКЕ РАБОЧИХ ВСЕХ ЦЕХОВ ГЛАВНЫХ МАСТЕРСКИХ
4 ноября 1902 г.
В Департамент полиции
Сего числа, в 9 часов 30 минут утра, в Главных мастерских Владикавказской ж. д. во время работ был подан неизвестными рабочими тревожный паровой гудок, по которому как работавшие в мастерских рабочие, так и мастера бросились к гудку узнать, в чем дело, предполагая, не случился ли где-либо в мастерских пожар. В это время небольшая часть рабочих из оставшихся в мастерских, именно в кузнечном цехе, сгруппировалась в одну кучку и с криком «ура» направилась в котельный цех, к которым стали приставать и другие рабочие, преимущественно молодежь, крича «бросайте работать», разбрасывая по пути своего следования печатные экземпляры прокламаций, специально озаглавленные: «Российская социал-демократическая рабочая партия. К рабочим мастерских Владикавказской ж. д.», и прошли по всем цехам мастерских, выходя оттуда, направились к паровому гудку и здесь опять подали тревожные свистки. Затем все направились к выходной будке, так как к этому времени прекратились работы по всем цехам мастерской и по распоряжению уже администрации дороги был выпущен пар из котлов из боязни порчи машин.
Как только началась стачка, меня немедленно вызвали по телефону в мастерские, и, прибыв туда, как раз в инструментальный цех, где была порядочная толпа рабочих, и несмотря на обращение мое, всех собранных станционных жандармов сюда и мастеров [к ним] разойтись по своим цехам и прекратить беспорядок, только ответили свистом и криком «ура», причем некоторые из толпы отвечали мне: «Не беспокойтесь, мы ничего не сделаем мастерским и вам, а работу прекращаем».
Немедленно дав знать по телефону в город местной полиции и помощнику начальника Донского областного жандармского управления подполковнику Артемьеву, которые скоро и прибыли сюда, сам же, следуя с толпой к выходной будке, просил разойтись, и многие благоразумные рабочие вняли просьбе и уже направились к выходу из территории мастерской, как толпа зачинщиков стала им угрожать, и они остались. Вся масса рабочих остановилась на площадке перед выходной будкой, частью забрались на лесной материал, сейчас же между ними появились ораторы и во всеуслышание прочли экземпляр вышеупомянутой прокламации…
По прибытию сюда подполковника Артемьева и полицмейстера, и несмотря на наши совместные просьбы разойтись по домам, рабочие категорически заявили, что они до тех пор не разойдутся, пока не придет сюда начальник мастерских инженер Дзевонский, которому они предъявят вышеперечисленные свои требования, причем заявили, что они никому не сделают никакого зла и ручаются за полное спокойствие всех рабочих. Выбрали депутацию из трех человек. По прибытии на место сходки управляющего дорогой инженера Иноземцева вместе с начальником мастерских Дзевонским, выборные предъявили ему вышепоименованные свои требования на словах, на что управляющий, успокаивая, передал им, что тут не место и не время с ними со всеми разговаривать (всех собравшихся было более 3 тыс. человек), а пусть выберут из себя депутацию и выразят свои просьбы письменно. Ранее выборные передали это рабочим, которые согласились с этим, сказав, что до тех пор пока не получится ответ от управляющего дорогой на их требования, они не выйдут на работы. Затем по уходе управляющего дорогой по моей просьбе все рабочие удалились из пределов мастерской в свои квартиры в Затемерницкое поселение, это было около трех часов дня. Все время, когда с ними разговаривал управляющий дорогой, как равно и лично я, рабочие вели себя во всех отношениях корректно и не позволяли себе никаких выходок, все они были трезвые. Перед тем как им расходиться, заявили мне, что они завтра в 8 часов утра вновь сюда соберутся на сходку, но я им указал, что никаких сходок закон не допускает, что им и ранее было уже известно. Тогда они заявили, что сходку сделают в Затемерницком поселении. Ввиду этого я тотчас же поставил в известность местную полицию.
Дознание об этом производится мною и будет направлено по принадлежности. Причем присовокупляю, что главные руководители стачки уже выяснены, но ввиду того, чтобы забастовка не могла принять более острый характер и быть продолжительной, оставлены на свободе, а учреждены за ними строжайшие полицейские наблюдения.
О вышеизложенном имею честь донести в Департамент полиции.
Подполковник Иванов
ЦГИАМ, ф. ДП, 7 д-во, 1902, д. 1731, лл. 21-22.
№№ 3-4. ТЕЛЕГРАММЫ НАЧАЛЬНИКА ДОНСКОГО ЖАНДАРМСКОГО УПРАВЛЕНИЯ В ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ О ЕЖЕДНЕВНЫХ МИТИНГАХ РОСТОВСКИХ РАБОЧИХ И РАССТРЕЛЕ УЧАСТНИКОВ МИТИНГА 11 НОЯБРЯ
№ 3
11 ноября 1902 г.
Забастовка продолжается с тупым волнением; ежедневно к 11 часам утра собирается толпой свыше 3 тыс. рабочих и любопытных за городом, в месте, не удобном для действия войск, и толкуют о стойкой, но спокойной забастовке; прокламации появляются почти ежедневно на заводах, в городе. Войсковой наказной атаман прибыл и предпринимает ряд мер к спокойному разрешению дела; по-видимому, без употребления военной силы не обойдется.
Полковник Тихонович
№ 4
12 ноября 1902 г.
Забастовка продолжается. Сегодня при воспрепятствовании собранию сходки в казаков бросали камнями, десять раз казаки пускались в нагайки, два раза разгоняли прикладами; в 4 часа дня дан залп взводом, несколько убитых и раненых, толпа рассеялась. Прошлою ночью арестовано восемь, в том числе Брагиж.
Полковник Тихонович
ЦГИАМ, ф. ДП, 7 д-во, 1902 г., д. 1731, лл. 36-37.
№ 5. ИЗ КОРРЕСПОНДЕНЦИИ В ГАЗЕТУ «ИСКРА» О ХОДЕ ЗАБАСТОВКИ И О МИТИНГАХ РОСТОВСКИХ РАБОЧИХ В КАМЫЩЕВАХСКОЙ БАЛКЕ
13 ноября 1902 г.
Ростов-на-Дону. 13 ноября… Сообщаю новые подробности ростовских «ноябрьских дней». Здесь творится нечто небывалое еще в России. Как только вспыхнула стачка в мастерских Владикавказской ж. д., на всех фабриках и заводах началось невиданное брожение. Во многих местах рабочие бросали работу и опять ее начинали, уходили с работы смотреть, что делается «на стачке», и потом приходили обратно. Забастовала и предъявила требования по-настоящему только фабрика Токарева (свыше 300 человек). Требования эти удовлетворены, и 11 ноября на фабрике началась работа. Теперь, кроме мастерских железной дороги, бастуют плугостроительный завод «Аксай», цементный [завод] «Союз» и табачная фабрика Асмолова; предъявленные требования, в общем, сходны с требованиями железнодорожников. Не работают на табачной фабрике «Работница», на плугостроительном «Григорьева и Кo», на железоделательном и чугунолитейном заводе Дутикова. Не работают много мелких мастерских и отдельных рабочих всевозможных производств. Все забастовавшие и масса любопытных стекаются к одному центру –железнодорожникам. С первого дня стачки начались сходки, на которых говорят два постоянных оратора – интеллигент и рабочий. Речи эти исключительно ярко политического характера. 4, 5 и 6 ноября сходки, вернее митинги, происходили во дворе мастерских железной дороги, но когда количество участников этих сборищ превысило 10 тыс. человек и двор мастерских не мог вместить всех интересующихся, митинги были перенесены на «балку» – в огромный крутой овраг, находящийся между Ростовом и ст. Гниловской. В четверг, 7-го, было уже тысяч 15 слушателей, и ораторы говорили с горы к народу, не смущаясь присутствием войск. В четверг же в Ростов прибыли еще войска вместе с атаманом и всей областной администрацией. Вообще административная жизнь области как-то замерла. В полиции целую неделю почта не вскрывается и не рассматривается. Срочные бумаги лежат без исполнения, тогда как все чины полиции усердно посещают митинги.
В пятницу, 8-го, рабочим была прочитана телеграмма министра путей сообщения, который признал все требования рабочих не заслуживающими удовлетворения. Прочитав эту телеграмму, жандармский полковник Артемьев приказал толпе разойтись и больше не собираться скопом. Тот же самый приказ повторил и сам войсковой наказной атаман и пригрозил рабочим разными бедами за непослушание. Поднимается тогда оратор и, не смущаясь присутствием грозного начальника области, спрашивает: «Господа, боимся мы атамана?» «Нет, не боимся», – отвечает толпа. «Станем мы слушаться его приказаний?». «Нет, не станем», – ревут в ответ тысячи голосов. «Ну, тогда оставайтесь на месте и будем продолжать наши разговоры».
Само собою разумеется, казакам дан был приказ разогнать толпу нагайками. Но избиение на этот раз не состоялось благодаря замечательному маневру оратора. Он приказал всем сесть, и несколько тысяч человек, мужчин, женщин и детей, уселись на землю и смиренно ожидали участи. Казаки опешили и остановились в недоумении. Бить сидячего с седла крайне неудобно, и казаки, погарцевав немного, прекратили это глупое занятие. В середине толпы встало несколько человек и подняли на плечи оратора, который обратился с речью к казакам. Тогда толпе объявили, что дальнейшие сходки запрещаются и с участниками их будут поступать по всем строгостям закона. Казаков убрали, и толпа разошлась.
В субботу казаки заняли балку, но стачечники собрались недалеко от нее. Видя, что толпа велика и что с нею трудно справиться, стачечникам объявили, что атаман разрешает им в этот раз сходку, для того чтобы они выбрали депутацию к нему. Депутация была избрана, а политический митинг продолжался своим чередом. Характерно, что когда депутация явилась к атаману, этот глупый «бурбон» заявил, что он не желает с ними разговаривать и соглашается их выслушать в виде особой милости. Депутаты держались солидно и с большим достоинством ответили на эту нелепую выходку.
В воскресенье атаман разрешил собраться только для выслушивания ответа депутатов. Тем не менее митинг продолжался от 11 до 3 часов дня. Народу собралось видимо-невидимо; мы определяем толпу в 25–30 тыс. человек. Торжественное, неслыханное еще в России зрелище представлял этот митинг. Стояла прекрасная погода, и солнце освещало многотысячную толпу, в которой, тесно прижавшись друг к другу, стояли представители буквально всех слоев общества. Даже крупные буржуа на собственных рысаках приезжали взглянуть на своего пробуждающегося врага. Как и в предыдущие дни, речи носили ярко политический характер. В одной из них сопоставлялось развитие христианства с развитием социализма. Одна речь была посвящена армии, ее роли и значению в капиталистическом государстве вообще и в России: в частности. Комментировалось это примерами из китайской войны.
Ввиду того, что значительная часть рабочих относится все еще крайне враждебно к политической агитации, а часть стачечников даже угрожала стать на работу, если их будут «запутывать в политику», было произнесено несколько речей на тему «Почему мы произносим политические речи». Речи эти произвели очень сильное впечатление на толпу. Дисциплина и порядок на митингах – образцовые, толпа повинуется каждому слову ораторов. Митинг сопровождается возгласами массы: «Да здравствует политическая свобода, свобода стачек, сходок и собраний, слова и печати. Мы требуем справедливых законов и равенства всех перед законом». Несмотря на категорическое запрещение атамана, толпа решила собраться на следующий день. В этот же день было расклеено по городу обязательное постановление о воспрещении носить оружие, останавливаться на улицах и т. д. Кроме того, было издано напечатанное крупным шрифтом новое постановление, по которому всякие сходки, безусловно, воспрещаются, зачинщики будут немедленно арестованы, а войска будут без всяких церемоний действовать оружием.
В тот же день состоялось под председательством атамана экстренное совещание чинов администрации и представителей железной дороги… Управляющий дороги готов был сделать все уступки, за исключением 9-часового рабочего дня и отмены штрафов, но атаман восстал против этого, говоря, что тогда другие рабочие не успокоятся, пока не получат того же. Совещание решило во что бы то ни стало арестовать ораторов и не допустить новой сходки, не останавливаясь даже перед самими крутыми мерами…
«Искра» № 29, 1 декабря 1902 г.
№ 6. РАПОРТ ВОЙСКОВОГО НАКАЗНОГО АТАМАНА ВОЕННОМУ МИНИСТРУ О СОВМЕСТНЫХ ДЕЙСТВИЯХ ВОЙСК И ПОЛИЦИИ ПРОТИВ ЗАБАСТОВАВШИХ РАБОЧИХ И О РАССТРЕЛЕ УЧАСТНИКОВ СХОДКИ
12 ноября 1902 г.
В дополнение к рапорту моему от 10 сего ноября за № 6 и к телеграмме от сего числа имею честь донести вашему высокопревосходительству о нижеследующем:
10 ноября, в воскресенье, забастовавшие рабочие мастерских Владикавказской ж. д. собрались в овраге, за Темерницкой частью г. Ростова, для выслушивания моего решения, объявленного мною накануне депутации от рабочих. По причине праздничного дня к месту сборища явилась громадная толпа рабочих с городских фабрик, а также и праздных городских обывателей. Собрание отличалось бурным характером. По объявлению рабочим моего решения они продолжали упорствовать в принятом ими намерении не возобновлять работ до тех пор, покуда не будут удовлетворены их требования, и собраться на следующий день в овраге для совещания по делам забастовки.
Ввиду такого упорства забастовщиков и нежелания их подчиниться законным требованиям властей я приказал занять заблаговременно, с утра 11 ноября, подступы к оврагу, для того чтобы не допустить устройства сходки, придав в помощь полиции 5 взводов от двух конных сотен и пешую сотню Новочеркасской местной команды, вызванную мною в г. Ростов.
11 ноября, около 10,5 часов утра, масса забастовщиков и посторонних людей направилась к оврагу из улиц Темерницкого поселения и стала подступать к войскам, занявшим овраг, несмотря на требование начальника отряда разойтись и предупреждение об употреблении оружия в случае сопротивления. Требование это было встречено бранью, насмешками и угрозами. Ввиду необходимости задержать наступление многочисленной толпы к оврагу, где действия в конном строю невозможны, начальник отряда двинул одну конную полусотню вперед для атаки. Толпа отступила в ближайшие улицы, разбрелась по дворам, разобрала некоторые заборы, вооружилась дрючками и встретила казаков градом камней. По невозможности продолжать преследование в узких и кривых улицах городской окраины полусотня отошла назад; рассеянная толпа быстро оправилась, бросилась на нее с дрючками, но была остановлена пешею полусотнею, которой было приказано вложить патроны. Колебание толпы продолжалось недолго, и она снова стала наступать к оврагу. Снова была произведена конная атака в плети с теми же результатами. Благодаря крайне пересеченной местности, тесноте площади и близости строений, служивших для толпы отличным прикрытием, повторенные несколько раз конные атаки в плети были безуспешны. Вследствие этого была двинута в атаку пешая полусотня, чтобы разогнать толпу прикладами. Полусотня была встречена градом камней, причем часть забастовщиков, пользуясь складками местности, попыталась зайти в тыл атакующим войскам. Во время конных и пеших атак было ранено камнями девять казаков, из них два – тяжело; кроме того, ушиблен сотенный командир и ранен полицейский надзиратель.
Поведение толпы становилось все более вызывающим. Брань и оскорбления по адресу полиции и войска сыпались градом. Неоднократные предупреждения начальника отряда полковника Макеева о том, что он прикажет стрелять, были безуспешны и не производили на толпу никакого впечатления. Исчерпав вое средства к рассеянию толпы и видя опасное положение пешей полусотни, которая могла быть окружена разъяренной толпой, начальник отряда приказал этой полусотне открыть огонь боевыми патронами, причем выпущено было 37 пуль; после этого толпа отступила назад и разбежалась по дворам. Стрельба была прекращена, и после некоторого ожидания начальник отряда, убедившись в том, что враждебные действия толпы не повторятся, отвел войска в город. Число убитых из толпы покуда невозможно установить точно, приблизительно 4–5 человек; раненых доставлено в городскую больницу и приемный покой Владикавказской ж. д. 12 человек.
Вредное влияние забастовки рабочих мастерских Владикавказской ж. д. отразилось уже на настроении рабочих местных фабрик и заводов, из коих рабочие трех заводов, находящихся в г. Нахичевани, прекратили работы.
Настоящее положение дела я признаю весьма серьезным, а потому я нашел необходимым принять те меры, о которых мною донесено вашему высокопревосходительству телеграммой сего числа.
Подлинный подписали: генерал-лейтенант Максимович и и. д. управляющего канцелярией войсковой старшина Туроверов.
С подлинным верно: начальник Главного управления генерал-лейтенант Щербов — Нефедовский
ЦГИАМ, ф. ДП, 7 д-во, 1902 г., д. 1731, лл. 62-63.
№ 7. ПРОКЛАМАЦИЯ ДОНСКОГО КОМИТЕТА РСДРП «К СТАЧЕЧНИКАМ» С ПРИЗЫВОМ ПРОДОЛЖАТЬ ЗАБАСТОВКУ
18 ноября 1902 г. Российская социал-демократическая рабочая партия
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
К стачечникам
Товарищи рабочие! Стачка наша затянулась, и виновато в этом ошалевшее и озверевшее правительство. Весь город на военном положении, все жители волнуются, улицы запружены войсками, а правительство шлет новые полчища солдат и казаков против нас, мирных стачечников, пытающихся освободить петлю, затянутую на нашей шее капиталистами. Семь человек уже пало от зверской руки правительства, но оно, должно быть, не насытилось еще нашей кровью; оно пытается вызвать новые бойни. Оно не постеснялось прислать в свою же страну против своих же граждан ящики патронов и даже пушки.
Вы видите, товарищи, как действует правительство, когда рабочие начинают борьбу с капиталистами, когда они хотят улучшить свое положение. Вы видите, что правительство стремится держать рабочих в нищете и голоде, в рабстве и покорности. Вы видите, что правительство гнетет рабочих и не дает им возможности завоевать у капиталистов хоть часть своих прав.
Теперь ясно, товарищи, правительство – наш враг, наш главный и первый враг. Учитесь же ненавидеть этого врага, учитесь бороться с ним.
Товарищи! Наглыми, бесстыдными действиями правительства возмущены все граждане. Казаки оторваны от хозяйства, их плохо кормят и целые дни заставляют проводить на морозе в боевом порядке; торговля приостановилась, и торговцы недовольны, так как терпят убытки. Не только мы – все хотят, чтобы стачка скорее кончилась, все требуют, чтобы войска удалили из города и удовлетворили наши требования. Управление дороги готово пойти на уступки, еще несколько дней – и стачка будет выиграна. И мы были бы собственными врагами, если бы теперь, когда победа так близка, не довели дела до конца и пошли на работу. Еще несколько дней – и стачка будет выиграна, потому что наши тихорецкие товарищи уже забастовали и управление дороги не может больше ждать. Оно само потребует, чтобы правительство убиралось с его непрошенной помощью.
Товарищи! На нас устремлены взоры всего Ростова. Наши товарищи рабочие с верой и надеждой смотрят «а нас. Мы мужественно держимся две недели, мы терпели лишения, невзгоды. Неужели же наше мужество, наши двухнедельные труды пропадут даром из-за нескольких дней! Держитесь же, товарищи! Потерпим еще немного, но доведем нашу славную борьбу до конца! Мужество и стойкость – вот наша сила, которая всегда поможет нам в борьбе с нашими врагами — капиталистами и правительством. Только в них наше спасение. Трусостью и уступчивостью мы ничего не сделаем. Боритесь, не уступайте до конца!
Да здравствует борьба! Да здравствует стачка! Да здравствует политическая свобода!
Донской комитет Российской социал-демократической рабоче и партии. Типография Донского Комитета
ЦГИАМ, листовки, инв. № 29657.
№ 8. ИЗ КОРРЕСПОНДЕНЦИИ В ГАЗЕТУ «ИСКРА» О ДАЛЬНЕЙШЕМ ХОДЕ ЗАБАСТОВКИ И ОБ ОКОНЧАНИИ ЕЕ 26 НОЯБРЯ
После 26 ноября 1902 г.
…В воскресенье, 17 ноября, администрацией были приняты самые решительные меры, чтобы не допустить сходки «на балке». На Темерник повалила масса народу, но вся она не была пропущена. В одном месте, близ фабрики Панченко, толпа пыталась прорвать цепь, но моментально прилетели казаки, исколотили и прогнали публику нагайками. На Темернике на каждом повороте была поставлены кордоны из казаков, солдат и полицейских. Стоило только сойтись пяти человекам, как христолюбивое воинство моментально обнажало шашки и, рассекая ими воздух, устремлялось форсированным маршем на собравшихся. Поэтому на Темернике было чрезвычайное обилие одиноко расхаживающих рабочих. Только в одном месте удалось собраться человекам 60-70, но и они были немедленно разогнаны. Тогда один из вожаков решил перенести сходку в другое рабочее предместье – на Нахаловку (Новое поселение). Стоило только проронить несколько раз слова «на Нахаловку», как немедленно они стали передаваться из уст в уста. Через час на Нахаловке собралась толпа человек в 600. Но не успел оратор произнести речь, как туда же пожаловала сотня казаков и без предупреждения начала колотить нагайками толпу. К счастью, рабочие собрались недалеко от кирпичного завода, где вся площадь усеяна обломками кирпича. Град камней полетел в казаков и заставил их отступить. Оправившись от поражения, казаки обнажили сабли и бросились рубить непокорных, но град камней снова остановил их воинственный натиск. Оттеснив казаков, рабочие, опасаясь залпов, бросились во дворы. Население Нахаловки выступило им на помощь. Женщины и дети выносили рабочим ухваты и рогачи, собирали камни. Рабочие из-за заборов очень удачно обстреливали казацкие ряды. Казаки послали за подмогой, и скоро на место побоища примчались галопом еще четыре сотни казаков. Не дожидаясь их прибытия, рабочие поколотили еще казаков и разошлись. После этой битвы полицмейстер Колпинов издал распоряжение, по которому жители Ростова обязаны были тщательно очистить дворы от камней и других удобобросаемых предметов. Виновные в неисполнении будут подлежать строгой ответственности. Само собой разумеется, что постановления этого никто не исполнял. В городе даже распространился слух, что объявление это выпустил Донской комитет, желая дискредитировать полицмейстера в глазах населения. Слухи эти, однако, ошибочны: это был не злостный памфлет, а подлинное распоряжение начальства.
В тот же день было издано объявление, сообщавшее, что завтра, 18-го, в мастерских будет дан призывной гудок на работу, по которому все рабочие должны явиться в мастерские, с неявившимися будет поступлено по всей строгости закона. Можно было опасаться, что рабочие станут на работу, но этого не произошло. С 6 часов утра до 4 часов дня 18 ноября несколько раз выли протяжные гудки. На работу стало всего человек 60. После 2 часов по Темернику разъезжали «герольды-казаки», громко кричавшие: «Идите на работу! Горе вам будет! Вот увидите, как теперь с вами поступать будут!» и т. д.
19-го на заре казаки стучали в окна рабочих, звали на работу, грозя разными ужасами. Как и в предыдущий день, было дано несколько гудков, и тем не менее на работу явилось всего 91 человек. У ворот мастерских стояло человек 500, которые решили не пускать на работу никого, но желающих идти работать было очень мало. Тут же рабочие исколотили нескольких мастеров за старые грехи.
20-го на работу явилось еще меньше рабочих, чем 19-го. В этот день началась административная высылка рабочих, обставленная варварскими подробностями. Громадные отряды полиции, жандармов и казаков врывались в квартиры рабочих и уводили кормильцев рабочих семей. Арестуемым не давали даже проститься с семьей и не говорили, куда их уводят. Их вытаскивали из квартир, не давая собрать необходимых пожитков, окружали казаками, державшими сабли наголо, и уводили меж шпалерами конных казаков, расставленных до конца темерницких улиц до вокзала. Между рабочими стали распространяться разные дикие слухи о судьбе арестуемых (ссылка в Сибирь, избиение и даже казнь стачечников), причем слухи поддерживались и старательно раздувались чинами полиции. 21 и 22 ноября административные высылки и аресты продолжались – брали без всякого разбора. Высылки производили на рабочих удручающее впечатление. К тому же 22 ноября кем-то был пущен слух, что масса рабочих выдает расписки в том, что она желает стать на работу, но ей не позволяют это делать вожаки. Говорили, что уже «записалось» более 1500 человек и что не желающим работать дорога выдает расчет, а полиция немедленно выселяет из города. Несмотря на усилия организованных рабочих, разубедить массу в том, что все это неправда, не удалось. Вдобавок в этот день прибыли солдаты железнодорожного батальона Закаспийской ж. д. в количестве 250 человек. Власти распространяли слухи, что сюда прибудут еще 1 500 солдат, при помощи которых работы будут продолжаться до тех пор, пока рабочие сдадутся. Тем не менее, была полная уверенность, что рабочие продержатся еще несколько дней. Вопреки этим ожиданиям, 23 ноября в мастерские на работу явилось около тысячи человек. Тогда организованные и наиболее боевые рабочие явились в мастерские якобы на работу. Но работать они не стали, а стали расхаживать по цехам и отпускать по адресу работающих язвительные словечки: иуды, изменники, предатели, трусы и т. д. На работающих крики эти производили очень сильное впечатление, и днем все рабочие, за исключением электро-механического цеха, бросили работу и собрались на сходку в сборный цех. После речи, сказанной одним из рабочих, большинство высказывалось за то, чтобы продолжать стачку. В это время на сходку явился начальник мастерских Дзевонский и начал убеждать рабочих прекратить стачку, обещая удовлетворить главнейшие требования, за исключением 9-часового рабочего дня. «До тех пор пока рабочие не станут на работу, – говорил Дзевонский,– мы не имеем права согласно распоряжению министра путей сообщения вступать с вами в переговоры, так как закон признает вас мятежниками и бунтовщиками». Дзевонский тут же поклялся, что часть требований будет удовлетворена, в противном случае он отдает себя на суд рабочих. В конце концов между Дзевонским и рабочими было достигнуто соглашение: рабочие должны стать на работу, а через неделю им будет объявлено, какие требования удовлетворены.
На воскресенье, 24 ноября, был назначен молебен по случаю достигнутого соглашения. На молебне депутаты от рабочих требовали, чтобы была отслужена панихида «по невинно убиенным» во время стачки. Священник отказался служить.
Несмотря на все это, 25 ноября около тысячи рабочих не явилось в мастерские. Но продолжать дальнейшее сопротивление было * невозможно: это значило бы произвести раскол между рабочими, который закончился бы междоусобным побоищем, и комитет в вышедшей 26 ноября (См. следующий документ) прокламации не призывал к продолжению стачки, но предупреждал рабочих, что здесь может быть ловушка, и потому советовал, как только дорога начнет оттягивать ответ, немедленно вновь бросать работу. 26 ноября, на 23-й день, все стачечники работали. В этот же день Дзевонский заявил во всех цехах, что могут быть удовлетворены следующие требования: повышение платы на 20 процентов; повышение платы чернорабочим на 37 процентов (с 60 коп. до 1 руб.), прекращение работ по субботам и накануне праздников в 2 часа дня, выдача по 15 руб. в случае рождения ребенка или смерти кого-либо из членов семьи рабочего, выдача шести проездных билетов в год, устройство новых проходных будок и еще пара мелких требований…
ЦГИАМ, «Искра», 1903 г., вып 5, № 31, лл. 13-14.
№ 9. ПРОКЛАМАЦИЯ ДОНСКОГО КОМИТЕТА РСДРП «К ГРАЖДАНАМ ВСЕЙ РОССИИ» С ОПИСАНИЕМ РОСТОВСКОЙ СТАЧКИ И ОБЪЯСНЕНИЕМ ЕЕ ЗНАЧЕНИЯ
26 ноября 1902 г.
Российская социал-демократическая рабочая партия
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
К гражданам всей России
Правительство изменило своей обычной тактике – замалчивать рабочие волнения или сообщать о них тогда, когда уже вся Россия знает о происшедших событиях из частных слухов, писем или подпольной печати. 4 ноября рабочие мастерских Владикавказской ж. д. в Ростове забастовали, а 19-го, в разгар стачки, в «Правительственном вестнике» появляется официальное сообщение, по обыкновению, полное лжи и лицемерия; оно стремится приписать «буйной толпе» рабочих «назойливость», «глумление» и полную бессознательность требований, а войско и администрацию представить в умилительном образе ангела-хранителя порядка и законности. Дипломированные писатели Департамента полиции пытаются придать рабочим «беспорядкам» в Ростове и Тихорецкой исключительно экономический характер, и в этом первая, самая грубая и возмутительная ложь официального сообщения. Правда, начав стачку, ростовские рабочие предъявили ряд требований, не заключавших в себе политической тенденции – иного характера и не могла носить их первоначальная борьба с хозяевами. Но достаточно было агитаторам приложить усилия – и смутное политическое брожение превратилось в ясное политическое сознание. Да и само правительство способствовало этому. Уже на третий день стачки рабочим стало известно, что в их борьбу с предпринимателями вмешалось правительство, что их требования встретили отказ не в управлении дороги, а со стороны правительства, в лице министра путей сообщения. Рабочие увидели, как вся несметная стая царских слуг слетелась, для того чтобы задушить рабочее движение, подавить стремление рабочих к счастью и свободе. Тысячи казаков были мобилизованы против ростовских рабочих. Весь город превратился в военный лагерь, двинули даже артиллерию… Пользуясь смятением властей, растерявшихся в первое время, Донской комитет, пока не прибыли войска, организовал народные собрания, каких еще не знало революционное движение в России. В течение целой недели сперва в мастерских, а затем в громадной балке, самой природой предназначенной для народных митингов, собралась многотысячная толпа рабочих, чтобы впервые услышать свободное, смелое слово о рабочей нужде, о политическом гнете, давящем Россию, чтобы впервые открыто читать ежедневно появившиеся прокламации. Несколько ораторов в ряде речей разъяснили рабочим значение выставленных стачечниками требований, подвергали резкой критике самодержавно-полицейский строй, выясняли сущность политической свободы, ее необходимость для рабочих. Собрания эти, протекавшие в изумительном порядке и ничем не отличавшиеся от митингов на Западе, не могли не оставить глубокого следа у рабочих, не могли не вывести экономической борьбы на широкую дорогу политической демонстрации и протеста всего рабочего населения Ростова. Проклятия по адресу самодержавного правительства и призыв к политической свободе встречали взрыв энтузиазма в рабочей массе, которую не теория, не фраза, а сама жизнь приблизила к сознанию необходимости свободы стачек и союзов, собраний и печати, к сознанию, что без участия народных представителей в управлении страной масса никогда не добьется лучших условий жизни. Удивительно ли, что правительственное сообщение ни словом не обмолвилось об истинном характере Ростовской стачки. Организованные 20- и даже 30-тысячные собрания рабочих, политические речи, строгая дисциплина стачечников и единодушные резолюции в пользу политических прав народа – как все это далеко от «буйной шайки нарушителей общественной тишины и спокойствия» – этого трафарета, по которому строятся все сообщения правительства об освободительном движении народных масс!
Зато для восхваления «славного воинства» правительственное послание не жалеет слов и красок… «Рабочие позволяли себе глумиться над войсками»… «Назойливость рабочих достигла крайних пределов»… «Рабочие не только не пожелали разойтись, но даже стали бросать в войска камни»… (Многоточие в подлиннике.) –этим правительство пытается оправдать ружейные залпы в беззащитную толпу. Здесь все от первого до последнего слова гнусная ложь!
В Ростове бойня была произведена 11 ноября. С раннего утра казаки стали разгонять прикладами и пиками являвшихся на сходку. И тогда началась героическая борьба. В кровавом бою ценою человеческих жизней рабочие покупали себе свободу сходок и свободу слова. Десять раз они отбивали и обращали в бегство казаков. В конце концов казаки отступили и обычный митинг состоялся. И уже после собрания, когда на месте сходки остались дети да кучка любопытных, брошенный мальчишкой камень попал в казака, и этого было достаточно, чтобы воспламенить воинственный пыл донских башибузуков. Казаки врезались в кучу женщин и детей, началось избиение; и вот среди этой свалки, без всякого предупреждения, раздался внезапно залп, рассеявший толпу. Убитых оказалось вопреки сообщению правительства не 4, а 6, а раненых более 2 десятков.
Еще ужаснее были действия войск в Тихорецкой. Здесь, в малонаселенном поселке, среди пустынной степи, вдали от нескромных взоров любопытствующих горожан, зверства царских опричников достигли высших размеров… (Как сообщалось в телеграммах в адрес Департамента полиции, в Тихорецкой 17 ноября войска «употребили в дело сначала холодное, а потом огнестрельное оружие». Были убитые и раненые, 102 арестовано. Из них 25 «главарей, наиболее проникшихся идеями организаторов Ростовской стачки» (ЦГИАМ, ф. МЮ, 1903 г., д. 16292, л. 25).
Тяжела и самоотверженна борьба рабочих, многими жертвами и поражениями сопровождается она, но каждый день приближает нас к победе, все больше появляется фактов, свидетельствующих о силе революционной энергии, скрывающейся в недрах рабочей массы. Кто мог предвидеть, что в 1900 г. харьковские рабочие первые поднимут красное знамя политической демонстрации? Кто за неделю до стачки мог предсказать, что рабочие почти всех ростовских фабрик обнаружат чисто европейскую дисциплину, с сочувствием будут слушать политические речи и на вопрос, поставленный собранию, нужна ли нам политическая свобода, – единодушно ответят: «Да, нужна!» Вихрь событий, пронесшийся в течение нескольких дней по Юго-Востоку России, показал пробуждение рабочего класса, силу развившейся в нем классовой солидарности и политического сознания. Достаточно было возникнуть стачке на Ростовских железнодорожных мастерских, чтобы забастовали рабочие еще нескольких крупных фабрик; стоило проникнуть прокламациям в Тихорецкую и Новороссийск, как там все рабочие бросили работу. Движение сразу приняло ярко политический характер: тысячи рабочих, до того слабо затронутые пропагандой, воочию убеждались в истинном значении самодержавного строя и до боли осязательно почувствовали насущность политической свободы. Такой характер Ростовской стачки, охватившей несколько тысяч рабочих, не должен пройти бесследно теперь, в минуту крайней реакции, общественной растерянности и предсмертных судорог самодержавия. В то время как университетская молодежь колеблется и готова примириться с объедками жалкой «автономии», а либералы, польщенные учреждением комитетов о нуждах сельского хозяйства, изобретают подпорки для гнилого здания самодержавия и униженно выслушивают издевательства лейб-жандарма Плеве, один только пролетариат высоко держит знамя борьбы и среди всеобщего мрака не угашает светоча свободы. Эта позорная трусость командующих классов в настоящую минуту особенно рельефно оттеняет революционную и социально-прогрессивную роль пролетариата. Политические тенденции ростовских событий дают лишний повод подчеркнуть первенствующее значение пролетариев в освободительном движении и потому должны повсюду вызвать сочувствие и поддержку, чтобы этим подкрепить их значение и показать солидарность всего рабочего класса России; зверская расправа со стачечниками, трупы убитых борцов и страдания сотни раненых взывают к протесту и открытому негодованию. Стыдно сказать – насилия против рабочих проходили до сих пор для правительства безнаказанно. Мученическая смерть Марии Ветровой, избиение московских студентов дворниками, побоище на Казанской площади в Петербурге – приводили к протесту и даже демонстрациям, в то время как смертоносные выстрелы в рабочих «молодцов-фанагорийцев», кубанских и донских зулусов замирали с последним вздохом жертв.
Пора положить конец столь постыдному равнодушию! Пора дать почувствовать правительству, что каждый выстрел в рабочих, каждая пущенная в ход нагайка всколыхнет революционную волну, которая с увеличенной силой прокатится по всей Руси как грозное напоминание о смерти дряхлому самодержавию, как заря грядущей молодой России.
Ростовская стачка, как частное дело ростовских рабочих, закончена; требования рабочих, по всей вероятности, будут удовлетворены, а политическое значение прошедших волнений не замедлит сказаться в будущем. Но этого, конечно, мало. Для великого дела политического освобождения страны Ростовская стачка только тогда сыграет свою роль, когда она встретит сочувствие среди всех протестующих элементов, когда в той или иной форме ее поддержат революционные организации русского пролетариата. Пусть же пожар, вспыхнувший на Дону, разгорится грозным пламенем, пусть в ответ на ружейные залпы могучим эхом прогремят демонстрации, пусть стоны жертв покроет гром протеста, пусть повсюду так же единодушно, как в Ростове, вынесут смертный приговор самодержавию, гнетущему страну!
Долой самодержавие!
Да здравствует грядущая революция!
Донской комитет Российской социал-демократической рабочей партии. Ростов, Ноябрь 1902 г.
ЦГИАМ, листовки, инв. № 288.
